Прерванные - 3
Шрифт:
Я смотрю на могильный камень, и мои пальцы следуют за буквами его имени: Патрик Энтони Шарп. Прежде, чем я вернулся в жизнь Камиллы, на надгробье была другая надпись - Патрик Энтони Фон Ворт, но, как только у меня появилась возможность, я исправил эту оплошность. Теперь там стоит фамилия настоящего отца.
— Патрик, твой братик сейчас дома. Как бы мне хотелось, чтобы и ты был там.
Я поцеловал надгробие, и перед уходом молча помолился за моего малыша.
Я уже собрался сесть в машину, когда увидел, Камиллу, направляющуюся к его могилке. Она даже не посмотрела в мою сторону, и я не виню ее за это. Каждый раз,
Сажусь в машину и направляюсь в пекарню,чтобы выполнить одно из нескольких поручений Камиллы. Мы договорились о том, что будем справлять День Рождения Грейсона, когда еще жили вместе. После нашего разрыва у нас с ней разгорелся спор, о том, где же мы будем его справлять. Я убеждал ее, что необходимо устроить празднование Дня Рождения в моем доме, но она настаивала, что вечеринка должна проходить в таунхаусе, и на ней должны присутствовать только близкие родственники. Сегодняшний день – это не только праздник для Грейсона, но и день траура по Патрику.
Убедившись, что я все сделал и все купил, я направляюсь внутрь дома, чтобы помочь Тейлор и Натали с украшением интерьера. Мои глаза находят улыбающуюся Камиллу с Грейсоном на руках.
— Ты поговорил с ней?
– спрашивает меня Натали, в то время как Тейлор просто смотрит на меня.
— Да поговорил. Это было похоже на американские горки, - вздохнул я. — Я видел ее сегодня на кладбище. Я дал ей личное пространство и время пообщаться с Патриком.
— Хорошо, - говорит мне Натали. — Нужно дать ей еще больше личного пространства и позволить вернуться к тебе. Кстати, мы поговорили с ней. Камилла все еще любит тебя. Когда же ты собираешься впустить ее в свою жизнь?
Вопрос на миллион долларов.
— Я не уверен, что я когда-нибудь сделаю это.
Надуваем оставшиеся воздушные шарики, раскидываем серпантин и собираемся вокруг Грейсона. Его личико светится от радости, когда он видит меня и Камиллу вместе.
— С Днем рождения тебя.
Комната взрывается аплодисментами и наполняется смехом. Я гляжу на моего сына, который держит в руках кусок ванильного торта с голубой глазурью, и радостно на него посматривает. В следующий миг он впечатывает этот кусок себе в лицо, запрокидывает голову, и начинает смеяться.
— Грейсон, - смеется Камилла вместе с ним, поедая торт с его пухлых маленьких пальчиков. — Пойдем, мама почистит тебя.
Я наблюдаю за тем, как она идет, унося нашего сына. Грейсон кладет свои ручки на ее щеки и улыбается. Любовь, светящаяся в их глазах, прибивает меня к месту и разрывает меня изнутри. Они счастливы без меня. Мы могли бы быть семьей. Мы могли бы иметь счастье и любовь. Проблема только во мне. Я не представляю себе, как мы можем быть семьей с Камиллой, зная, что я столько всего натворил, чтобы вернуть ее. Я украл у нее почти год жизни нашего сына, и у меня имеется еще куча секретов, которые сделают меня монстром в ее глазах. Я провел ее через ад и обратно. Та зависимость, которую я испытываю от нее, убивает меня. Мне необходимо находиться в трезвом рассудке и убить в зародыше все мысли о том, как же мне с ней было хорошо. Мне нужно быть в ее глазах мудаком, которого бы она ненавидела, и, в конце концов, смогла бы забыть о любви, которая нас связала.
—
Я киваю.
— Все нормально, мама.
Я поворачиваюсь, и смотрю, как Камилла удаляется с нашим сыном. Ей не нужно знать обо всем, что я сделал, чтобы удержать ее со мной. Последствия моей лжи и обмана очень болезненны для меня самого, так как отталкивают меня от моей семьи. Но я бы предпочел быть несчастным, чем причинить ей боль. В жизни мы совершаем вещи, которые, на первый взгляд, казалось бы, не важны и не имеют смысла, но которые через некоторое время переворачивают весь твой мир. Находиться здесь и сейчас, празднуя первый годик жизни моего сына, — это больше чем то, о чем я мог только мечтать.
Выйдя из толпы празднующих, я направляюсь через холл в комнату Грейсона. Его комната наполнена смехом, и посреди нее стоит Камилла, играя с пальчиками Грейсона.
— Тебе сегодня исполнился годик, детка, - воркует она, взмахивая руками в воздухе. — Да, ты такой большой мальчик. Ты счастлив?
Я прислонился к косяку, наблюдая за самыми важными для меня людьми во всем мире. Несмотря на то, что физически мы с Камиллой находимся в одной комнате, и даже стоим так близко друг от друга, что можно протянуть только руку, в эмоциональном плане нас разделяют тысячи миль.
— Айден.
— Как ты узнала, что я здесь?
Она пожимает плечами, надевая на Грейсона шортики.
— Я просто знаю. Я чувствую, когда ты рядом. Я чувствую, что ты пялишься на меня.
Она поворачивается и смотрит мне в глаза. Мы стоим и глядим друг на друга.
— Вы веришь в мораль, Айден?
— В некотором смысле, да. А почему ты спрашиваешь?
— Как ты можешь говорить, что веришь, если у тебя ее нет?
Я не отвечаю.
— Я понимаю, почему ты здесь, и почему ты всегда приходишь. Я понимаю, что ты не хочешь быть со мной. Я уже смирилась с этим. Но, пожалуйста, будь честен по отношению ко мне. Когда ты смотришь на меня так, будто хочешь прижать к стене и заклеймить, как свою женщину – это больно. Я просила тебя впустить меня в твою жизнь, чтобы мы могли быть вместе. Мне это необходимо. Но я уже смирилась с тем, что нам не быть вместе, поэтому, мне кажется, будет правильным, если мы будем двигаться дальше каждый сам по себе.
— Я знаю.
Захожу в комнату, так как мне нужно находиться рядом с ней, почувствовать ее. Коснувшись ее обнаженного плеча, я ощущаю, как ее тело дрожит под моими пальцами. Как бы мне хотелось, чтобы она отпустила все это и забыла о моем прошлом.
— Мы всегда можем вернуться к тем отношениям, какие были раньше.
— Айден, - тихо говорит она. — Нет, не можем. Я хочу большего.
Она замолкает и поворачивается ко мне лицом.
— Ты меня отпускаешь?
Я киваю.
— Это значит…
— Ты хочешь двигаться дальше?
– мой голос становится стальным, и моя хватка на ее плече усиливается.
— Я не обязана отвечать на этот вопрос. Это мое личное дело. Все, что тебя требуется знать, это то, что наш сын любим, и находится в полной безопасности. Я ценю то, что ты даешь мне такую жизнь …
— Я даю такую жизнь нашему сыну.
Она вздрагивает, как только я произношу «нашему сыну».
— Хорошо, как тебе будет угодно. Я ничего не могу больше сделать.