Шрифт:
Роберт Прессли
Прерванный сеанс
Перевод с англ. А.Когана
Моя жена готовит, как ангел, а ее научный багаж позволяет ей уверенно найти переключатель телевизионных программ. Так оно и должно быть, конечно... Понятно, меня злит, что именно она изобрела способ путешествовать во времени...
Вечер. Я сижу у камина. Аннабел штопает носки. И вдруг она заявляет просто так, на ровном месте: "Завтра вечером я иду в гости".
Я что-то тихо бурчу в ответ. Это вовсе не значит, что я невежлив. Просто в этот момент я погружен в сложное уравнение из новой книги Сиберга по пси-электронике.
"Программа
"Правильно, завтра, - соглашаюсь я, чувствуя, что ход уравнения начинает от меня ускользать, - ну, и что же?"
"О нет, ничего".
Теперь уже я не сомневаюсь - придется перелистать шесть страниц обратно. Когда женщина говорит "о, нет, ничего", она безусловно имеет в виду "очень даже чего" и лучше вам выслушать ее, а не то будет худо.
Я складываю книгу у себя на коленях и терпеливо говорю: "Ладно, послушаем, что у тебя на уме". Она оскорбляется: "Если ты так относишься..."
"Как я отношусь?
– спрашиваю.
– Я охотно готов выслушать все, что ты хочешь сказать".
"У тебя такая мина, будто тебя заставляют бросить все, что тебе дорого, чтобы несколько минут послушать собственную жену. Каждый раз, когда ты утыкаешься носом в книгу. И хоть бы в самом деле занимался чем-нибудь стоящим!"
Это уже задевает меня всерьез. "Милочка, - молю я, - пойми, что электроника - моя работа. Она платит за квартиру, за бекон, за кости для собаки. А эта книга Сиберга - новинка".
Она внимательно изучает штопку, точно я - пустое место. Прием проверенный. Кто-нибудь, верно, додумается: женщина - вот кто способен сломить волю упорнейшего из политзаключенных.
"Ну, - говорит она, когда снова начинает меня замечать, - ну, если ты так много знаешь из своих книжек, почему ты не придумаешь чего-нибудь для дома?"
Мне все-таки хочется сегодня еще вернуться к Сибергу, и потому я спрашиваю: "Например?"
"Я тебе уже говорила, но ты не слушал".
"Ты говорила только, что завтра вечером идешь в гости и программа с Дэнни Динглфутом передается по телевидению тоже завтра вечером. Очевидно, тебе придется ее пропустить, не так ли?"
"Сто часов прошло, как я тебе это сказала. Но ты же знаешь, я никогда не пропускаю Дэнни, и будь ты на самом деле такой умный, как тебе кажется, ты бы сделал так, чтобы я посмотрела завтрашнюю программу сегодня!"
Она не поставила в конце фразы восклицательного знака - его поставил я. Ей это не пришло в голову просто потому, что она совершенно не представляет себе, что именно говорит, что означают эти слова.
"Моя дорогая Аннабел, - говорю я.
– Почему бы тебе не отправиться на кухню и не приготовить ужин. Я убежден, что ты сделаешь это божественно. И пока ты будешь готовить, чуточку поразмысли - как это можно увидеть сегодня программу, которую не начнут передавать раньше завтрашнего дня".
Когда она идет на кухню, носик ее выражает
"Я ведь могу узнать погоду на завтра, не так ли?" - говорит она.
По службе мне часто приходится выезжать из города. На этот раз я возвращаюсь лишь через неделю.
Жена берет у меня пальто, ведет меня прямо в кухню, где мы едим, когда нас только двое и не для кого устраивать помпу, и там ставит передо мной тарелку с одним из ее знаменитых суфле, которые я готов есть утром, днем и ночью. Ее суфле предельно воздушны - их необходимо придержать, чтобы не дать им улететь. И очень разнообразны. Розовое - самое легкое из всех. Она подкрашивает его капелькой кларета. Я ем молча - было бы святотатством разговаривать за этим блюдом. Кроме того, я помню спор, который однажды разгорелся у нас как раз по поводу розового суфле. Я как-то попытался ей объяснить, что розовое суфле легче всех остальных благодаря счастливому совпадению: точка кипения алкоголя, содержащегося в кларете, совпадает с температурой свертывания яичного белка. Она невероятно разозлилась. Сказала, что я понятия не имею о том, что говорю, мол, каждый может мне объяснить, что секрет приготовления суфле заключается в способе взбивания белка. В тот раз мы не разговаривали целых два дня.
Сейчас я молчу - с меня довольно знать, что я прав. Я все еще уверен (про себя), что алкоголь, вскипая как раз в тот момент, когда белки сворачиваются, образует как бы соты из пузырьков, что и делает суфле таким невесомым. Я знаю, что она неправа еще и потому, что она вообще не признает точных кулинарных рецептов. Моя жена предельно эмпирична. Чашка того, горсть сего, щепоть третьего - ничто не взвешивается, не измеряется, и все время она болтает и даже не смотрит на то, что делает. И тем не менее, ни одного промаха. Каждый раз совершенство.
...Мы переходим в гостиную, и она показывает на телевизор.
В первую минуту я не обращаю внимания на экран. Меня слишком поражает нагромождение предметов между ножками телевизионного столика. Боже мой, сколько приборов она вытащила из моей мастерской! Перевожу страдающий взор на экран. И у меня слабеют ноги.
Изображение немного не в фокусе и контрастность не совсем, но знакомые шуточки не оставляют сомнения - это ваш друг, и мой друг, и друг каждой семьи, тот, кто никогда не разочарует вас и др. и пр., словом, не кто иной, как Дэнни Динглфут. Но его шуточки и гнусавое похахатывание - единственное, что я узнаю. Он удивительно плохо выглядит сегодня. И сколько не верти ручку фокусировки, дело не меняется.
"Кто-то жег этот телевизор с обоих концов", - многозначительно говорю я. И получаю снисходительный ответ: "Меня удивит, если ты будешь выглядеть так же хорошо через двадцать лет".
Вот тут-то я и вспомнил о нашем споре недельной давности...
Аннабел злорадствует: "Это тысячная передача. Он уже побил все рекорды популярности".
Я мог бы ответить, что репертуар Дэнни за это время не стал новее, но молчу, потому что это 1) значило бы признать нечто невозможное существующим и 2) заставило бы мою драгоценную уклониться в сторону от темы.