Преследование
Шрифт:
Амелия вспоминала, как они занимались любовью на диване в кабинете, наконец-то дав волю своей взрывоопасной страсти. Это было одновременно и умопомрачительно, и чудесно. Ничто в ее жизни не казалось еще столь же правильным и естественным.
Позже они прокрались наверх, в ее спальню. Они занимались любовью снова — и снова… И каждый раз с неистовой, безрассудной и в высшей степени волнующей страстью.
Амелия с наслаждением потянулась, поглощенная глубиной своей любви. Она никогда и никого не любила вот так, обреченно
Ему грозила опасность. Ее подозрения, судя по всему, были ненапрасными, но Саймон отказывался хоть что-нибудь признавать! Единственное, что она знала наверняка, — то, что Саймон чего-то боялся и считал необходимым позаботиться о том, чтобы она и дети были в безопасности. Но от чего или от кого исходила эта опасность?
— Саймон? — прошептала Амелия, услышав шуршание его одежды.
Он сел на кровать в наполовину расстегнутой рубашке и коснулся лица Амелии.
— Я не хотел тебя будить. Доброе утро, — улыбнулся он. Ее сердце тяжело перевернулось в груди. Улыбка Саймона была такой нежной, такой заботливой — и Амелия тут же вспомнила его пылкие, буквально испепеляющие страстью взгляды прошлой ночью.
— Все в порядке. Ты пытаешься ускользнуть? — спросила Амелия, стараясь скрыть свою неуверенность за легкомысленным и непринужденным тоном. Ну разумеется, Саймон не собирался ускользать от нее, во всяком случае, не после той невероятной страсти, которую он демонстрировал прошлой ночью!
Его глаза удивленно распахнулись.
— Да, я собираюсь ускользнуть из твоей спальни — но вовсе не потому, что хочу покинуть тебя. Я лишь пытаюсь защитить тебя. Я не хочу, чтобы кто-нибудь узнал, что мы провели ночь вместе. Я не хочу порочить твою репутацию.
Сейчас Амелия не могла поверить, что еще совсем недавно питала какие-то сомнения в отношении Саймона. И все-таки она не могла избавиться от чувства неуверенности.
— Я думала, что ты вполне мог захотеть сбежать от меня.
— С какой стати мне хотеть сбежать от тебя? — Казалось, он был искренне озадачен.
— Потому что тебе стыдно, потому что ты чувствуешь себя виноватым, потому что ты жалеешь… — ответила Амелия.
Какое-то время Саймон молча смотрел на нее. Потом тихо спросил:
— А тебе стыдно? Ты жалеешь?
— Я знаю, мы решили всеми силами противиться тому, что в итоге все-таки произошло, но я не могу жалеть о ночи, которую мы провели вместе. Это была лучшая ночь в моей жизни.
Его глаза потемнели.
— Ты действительно не шутишь?
— Я говорю чистую правду! — с жаром воскликнула Амелия.
Саймон наклонился ближе и провел рукой по ее волосам, скользнув по затылку.
— То, что произошло прошлой ночью, значит для меня гораздо больше, чем ты можешь себе представить. — Его тон был резким
И Саймон вдруг замолчал.
Любовь, наполнявшая ее душу, стала, казалось, еще сильнее. Амелия коснулась его лица.
— Чего ты хочешь? Ты о чем-то жалеешь?
Саймон ничего не ответил, и от Амелии не ускользнуло его замешательство.
— Да, жалею. — Он взглянул ей в глаза. — Ты заслуживаешь большего, чем это. Мы оба знаем, что ты не должна быть просто моей любовницей. Ты заслуживаешь собственного дома и собственной семьи, а не тайной связи. Я нанял тебя в качестве экономки, но ты оказалась в моей постели!
И прежде чем Амелия успела возразить, он добавил:
— Ты заслуживаешь всего лучшего, что только может предложить жизнь. Но вместо этого я втянул тебя в самые низкие, самые отвратительные стороны своей жизни, Амелия. Я поклялся себе, что никогда не сделаю ничего подобного, и все же именно это я и сотворил.
Амелия не совсем понимала его. И тут же встревожилась:
— Выходит, ты все-таки жалеешь о том, что произошло между нами?
— Я не жалею, что мы занимались любовью, — ответил Саймон. И замялся. — Но я жалею о том, что обесчестил тебя, Амелия, ведь именно это я и сделал.
Он взял ее девственность и, судя по всему, не собирался предлагать ей руку и сердце. Амелия совсем растерялась, не зная, что думать, что чувствовать, что говорить… Это было не совсем правдой, но она сказала:
— Мне двадцать шесть. Я не думала о браке долгие годы. И мне совершенно все равно, что мы стали любовниками, не будучи мужем и женой. Ты небезразличен мне, Саймон.
Поэтому я хочу присутствовать в твоей жизни — как в хорошие времена, так и в плохие.
Он снова долго, сосредоточенно смотрел на нее.
— Я по-прежнему потрясен твоей преданностью, Амелия, потому что я не сделал ничего, чтобы заслужить ее. Почему? Почему ты так хочешь помочь мне?
Амелия не могла признаться Саймону, что любит его.
— Нас связывает нечто по-настоящему важное, — тихо произнесла она.
— Да, это верно. Эта связь существовала десять лет назад, и, очевидно, время не разрушило ее, — серьезно, без улыбки согласился он.
И Амелия вдруг почувствовала себя такой же неуверенной, как была когда-то, шестнадцатилетней девчонкой.
— Не думаю, что течение времени вообще как-либо на нее повлияет.
— Я — эгоистичный ублюдок, не так ли? У меня такое ощущение, будто я воспользовался тобой. И прекрасно это понимаю. — Саймон вдруг притянул ее к себе и стиснул в объятиях.
Это была вспышка нежной привязанности, осознала Амелия, прижимаясь к нему. Но она не понимала, почему Саймон не предложил ей руку и сердце. Она явно была ему небезразлична. Он не раз говорил, что нуждается в ней. А его детям нужна была мать. К тому же Саймон был вдовцом. Так что же его удерживало?