Пресс-папье
Шрифт:
Полагаю, представить реакцию святого Петра вам труда не составит.
Критика подобна телесным наказаниям: ее можно считать полезной для тех, кого ей подвергают, однако перспектива получить в итоге людей, которым внушили, что избивать детей – дело самое благое, выглядит куда более страшной, чем мир, наполненный непоротыми юнцами. Возможно, «стандарты» искусства у нас и понизились, но не до уровня же стандартов критики, верно?
Меркьюри, посланец богов
Время от времени я сталкиваюсь с вещами и явлениями, которые вызывают во мне желание сорвать с себя одежды и прыгать на месте, рыдая навзрыд. Коврики, коими накрываются крышки унитазов, соломенные куколки, расписанные «ведущими, получившими международное
208
Нечто недостающее, желаемое (лат.).
Однако и это оказалось сущим пустяком в сравнении с буйной, головокружительной, вакхической бурей эмоций, сотрясшей меня, когда я на прошлой неделе прочитал в «Телеграфе» кое-какие из писем, посвященных смерти Фредди Меркьюри. Некая дама назвала покойную рок-звезду «чудовищем», «образ жизни» которого был «отвратительным». Стоило мне прочесть ее письмо, а с ним и иные статейки и письма, в которых осуждалась жизнь этого человека, как меня охватила неодолимая потребность стать не менее отвратительным: я мгновенно захотел обратиться в чудовище. И понял, что на самом-то деле Британия разделена не на богатых и бедных, не на лейбористов и консерваторов, не на мужчин и женщин, не на север и юг, но на людей милосердных и немилосердных. Лозунг «защитим наших детей» стал у нас оправданием любого не имеющего ни малейшего отношения к христианству порицания, любого мерзостного суждения, любой лицемерной анафемы.
Подлинную угрозу для детей представляют жестокие убийцы наподобие Фрэнка Бека, тихо и неприметно проживающие в наших густолиственных пригородах, а не дионисийские вольности рок-музыкантов. Убийства, изнасилование малолетних, удушающая тирания и бездумная жестокость – все это гнездится, как скажет вам любая газета, по преимуществу в домашней жизни, в гостеприимном лоне Великой Британской Семьи.
Люди, приславшие цветы, которыми была устлана улица у дома Меркьюри; девушки, проехавшие, чтобы попрощаться с ним, полмира; четверть миллиона латиноамериканцев, несколько лет назад побывавших на единственном концерте, данном группой «Куин» в Рио; миллионы и миллионы людей, которым Меркьюри представлялся Джуди Гарланд, Паяцем, Фальстафом, Дон Жуаном и Дионисом de nos jours… [209] он что же, всех их испортил и развратил? Сбил с правильного пути? Читал им наставления? Указывал, как они должны жить? Подталкивал к неумеренному употреблению наркотиков и анальным неприличностям? Подстрекал к преступлениям и дегенеративному буйству? Нет, конечно. Он развлекал их и делал это с таким остроумием, изяществом, раскованностью, с такой безмерной приверженностью духу «Гран-Гиньоль», что мы вправе назвать его гением.
209
Нашего времени (фр.).
«Миллиарды мух кормятся на экскрементах, – можете возразить вы, – что вовсе не делает это занятие благородным». Возможно. Поскольку рок-музыка не побуждает народные массы к сплочению, революционер может назвать
«Семейные ценности» – что, собственно говоря, обозначают эти слова? Какие такие добродетели они нам сулят? Уж во всяком случае, не христианские. Вы полагаете, Христос не смог бы отличить буржуазное самодовольство от нравственной силы, а ханжеский фанатизм – от любви к ближнему?
Вы только поймите меня правильно. Мне дорого понятие семьи. Родительские чувства, рождественские праздники детства, забота, взаимная любовь– все это делает наш мир более безопасным, добрым и дружелюбным. Я люблю и мою семью, и многие из тех, в какие вхож. Однако «семья» очень и очень отличается от «Семьи» – той, что с большой буквы. Точно так же, как Свифт ненавидел и презирал существо, именуемое человеком, но любил Джона, Питера и Эндрю, я ненавижу и презираю и сущность, именуемую «семейной жизнью», и удушающее, тягостное, приторное, мертвящее, приспособленческое отношение к жизни, которое подсовывают нам под этим названием.
Да, конечно, детей необходимо защищать – от невежества, от условностей, от наследования родительских предрассудков, от тех, кто лишает молодость права на эксперименты и свободу, от клановой нетерпимости, составляющей подлинную угрозу человечеству. Конечно, нам следует говорить им: не колитесь наркотой, не смешивайте телесные жидкости с людьми, которых не знаете, – в конце концов, и в стране под названьем «Богема» существуют свои трущобы; но кто из нас готов обречь их на жизнь, в которой нет ничего, кроме унаследованных от родителей фарфоровых безделушек и собранного в рюшечки нейлона, даже не намекнув им на то, что существует целый мир искусства и изумительных сюрпризов?
Подавать хороший пример? А что это значит? Черчилль слишком много пил, его отец умер от болезни, передаваемой половым путем. Кеннеди был бабником. Король Георг V ругался как биндюжник. Гладстон захаживал к шлюхам. Да я и сам далек от совершенства. А вы?
Фредди Меркьюри шел к гибели своим путем и en route [210] успел изменить жизнь миллионов людей, он доставлял им наслаждение, радовал их, завораживал и обогащал. И если Британии не удастся установить с Богемой дипломатические отношения, всех нас ожидает печальный конец.
210
По пути (фр.).
Золотой запас
Сделайте милость, потратьте всего минуту вашего бесценного времени на попытку представить себе следующую картину: некие люди открывают в Британии залежи нефти. Восторг полный. И они, приплясывая от радости, направляют экстатические стопы свои в Сити, к дверям, за которыми восседают неизменно готовые рискнуть деньгами капиталисты.
– Пожалуйста! – восклицают они. – Дайте нам денег на приобретение буровых установок, и скоро из скважин фонтаном забьет нефть, и все мы разбогатеем так, как ни одному скопидому никогда еще и во сне не снилось!
Неизменно готовые рискнуть деньгами капиталисты потирают подбородки.
– А когда мы начнем получать прибыль? – спрашивают они. – А вы уверены, что нефть будет бить из каждой скважины? А что вы нам дадите в залог?
Удивленные, обиженные и отчасти обескураженные изыскатели устремляются на Даунинг-стрит.
– Мы тут нефть обнаружили, – уже без прежней развязности сообщают они. – Так не дадите ли вы нам немного деньжат на покупку буровых установок?
– Господи боже ты мой, – отвечает им человек из Казначейства, – так установки-то, они же дорогие, верно?