'Преступление' доктора Эллиотта
Шрифт:
Уже лежа на операционном столе и держа в руках маску для наркоза, он сказал, обращаясь к Маунту и Джимми:
– Итак, друзья, я ожидаю от вас самых точных и быстрых выполнений всех моих инструкций. Не забудьте сразу после операции перенести меня вниз, чтобы, проснувшись, я мог убедиться, что все приборы работают исправно, или дать вам указание, как их отрегулировать. Для меня слишком важен успех этого эксперимента. Приступайте!
– И Эллиотт решительно прикрыл свое лицо маской...
Доктор Маунт был первоклассный хирург. Забыв о необычайности операции и перестав волноваться, он приступил к выполнению своих обязанностей. Джимми, заранее натренированный,
Когда он вернулся, доктор Маунт уже успел наложить последний шов на культю. Быстро и аккуратно забинтовав ее, он сказал:
– Готово, мистер Пратт. Можно нести вниз.
– Если позволите, доктор, я отнесу шефа сам. По лестнице неудобно будет идти вдвоем.
– А вы не уроните его?
– Что вы! Я отнесу его как младенца!
– улыбнулся великан.
– Ну, тогда несите. А я пойду вперед и помогу уложить его.
Джимми осторожно взял на руки искалеченное тело своего благодетеля и шагнул с ним в люк, в котором уже скрылся доктор Маунт. Эллиотта уложили на заранее приготовленную постель около огромного металлического резервуара с множеством различных измерительных приборов. Изнутри резервуара, плотно закрытого, раздавался низкий, ровный гул. Стрелки измерительных приборов дрожали. В стороне стоял еще не убранный стеклянный сосуд с остатками золотистой жидкости на дне.
Маунт осторожно коснулся кисти спящего. Пульс был нормальный.
– Пока все идет как нельзя лучше, - сказал он облегченно и опустился в кресло возле постели.
Джимми взял стеклянный сосуд и ушел наверх.
Через два часа доктор Эллиотт пришел в себя. Голова кружилась от наркоза, в культе левой ноги чувствовалась тупая, ноющая боль. Поборов слабость, доктор Эллиотт слегка приподнялся на локтях и устремил свой взгляд на приборы. Их показатели. видимо, успокоили его.
– Все в порядке, - прошептал он и, упав на подушку, снова закрыл глаза.
– Как ваше самочувствие, сэр?
– спросил Маунт.
– Нормально, - не поднимая век, ответил Эллиотт.
– А как прошла операция?
– Блестяще!
– Спасибо, дружище. Я теперь усну, а вы последите за приборами. Стрелки не должны перемещаться. В случае чего - немедленно будите меня.
– Спите спокойно, сэр. Я все сделаю как нужно.
Эллиотт затих и вскоре погрузился в сон. А резервуар все гудел и гудел, и где-то внутри него уже начался чудесный процесс регенерации, в результате которого должен явиться на свет новый Чарлз Эллиотт.
"Каким он будет, этот новый человек? Как он отнесется к тому, что его так самовольно вызвали из небытия? Каково будет его сознание?" - такие и подобные вопросы теснились бесконечной вереницей в голове Маунта.
ОДИН В ДВУХ ЛИЦАХ
– Нет, мы с тобой действительно гении, Чарли! Кто посмеет это оспаривать?
– весело расхохотался новый доктор Эллиотт, обращаясь к своему оригиналу.
Прошло всего лишь два часа с тех пор, как он был вынут из резервуара и приведен в чувство при помощи кислорода, введенного ему в легкие, и вот он уже разгуливает по лаборатории как ни в чем не бывало. Одноногий оригинал, опирающийся на костыль, смотрел на своего двойника, сияя от счастья.
– Тебя нужно еще подвергнуть тщательному осмотру, Чарли, - ласково сказал Эллиотт Первый.
– Ложись на стол, а мы с Маунтом тебя простукаем и прослушаем.
–
– Хотя, уверяю вас, что это излишне. Я чувствую себя превосходно. Гораздо лучше, чем до ампутации ноги.
Маунт вздрогнул и посмотрел на своего одноногого патрона, потом на его совершенно здорового двойника, у которого обе ноги были целы. "Общее сознание!
– мелькнуло у него в голове.
– Интересно!"
После осмотра Эллиотт Второй оделся, а Эллиотт Первый обратился к Маунту и Джимми:
– Оставьте нас, друзья, наедине. Нам необходимо поговорить.
Маунт и Джимми вышли.
– Прежде всего о сознании, Чарли, - сказал Эллиотт Первый, горя от нетерпения.
– Расскажи, что ты помнишь.
– Я помню, - сказал Эллиотт Второй, - что я решил на самом себе проделать опыт регенерации и пригласил для этого доктора Маунта, который ампутировал мне ногу. Последним проблеском моего сознания был счет. Я начал считать до ста, но уже на тридцати погрузился во мрак. И вдруг я снова открыл глаза и увидел себя на этом столе. В первое мгновение, взглянув на свои ноги и увидев их целыми, я подумал, что Маунт побоялся делать операцию, и хотел его за это пробрать. Но, увидев тебя на костыле, я мигом сообразил, в чем тут дело, и понял, что я новый Чарлз Эллиотт.
– Превосходно!
– сказал Эллиотт Первый.
– Значит, вплоть до операции наше сознание остается общим. После того как ты пришел в себя, оно раздвоилось, стало жить полной мерой в двух индивидах.
– И, пока мы будем жить в одинаковых условиях, - подхватил Эллиотт Второй, - оно будет продолжать оставаться почти тождественным.
– Правильно. А теперь скажи, что ты думаешь о своем или, собственно говоря, о моем прошлом. Ведь хотя ты и новый, совершенно самостоятельный человек, но прошлым должен довольствоваться тем, которое унаследовал от меня. Хотелось бы знать твой взгляд на некоторые моменты из моего прошлого.
Эллиотт Второй задумался.
– Я знаю, о чем тебе хочется узнать, Чарли, - заговорил он наконец.
– Ведь перед операцией меня больше всего интересовал именно этот вопрос: как мой двойник отнесется к моему прошлому, вернее к одному определенному эпизоду из моего прошлого. Теперь я сам оказался этим двойником, и тебе хочется узнать, как я, двойник, смотрю на дело о твоем наследстве. Не сердись, Чарли, но мне стыдно вспоминать об этом. Ведь в нашем общем прошлом это единственное темное пятно, которое меня невероятно удручает.
Эллиотт Первый вздрогнул и нахмурился.
– У меня не было иного выхода, Чарли, - сказал он.
– Я был беден, а мне необходимы были средства для научной работы по регенерации. Мне нужна была большая лаборатория, тысячи экспериментальных животных. Кроме того, мне необходима была полная материальная независимость. Да, я совершил подлог. Да, я овладел пятью миллионами долларов, которые по праву принадлежали моему двоюродному братцу Вену, этому пустому, самовлюбленному дураку. Да, я совершил преступление. Не лишь благодаря этому преступлению я смог совершить свое великое открытие, создать регенерин, спасти Джо Фуллера, Кэтти Эдлефсен, старика Грэхема и, наконец, вызвать к жизни тебя, мой милый, честный двойник. Я знал, что ты будешь именно таким. Я знал, что ты осудишь меня за то, что я так цепко держусь за свои миллионы, что я живу волком среди волков, что совесть моя гибка, что я стараюсь быть "настоящим американцем". А впрочем, зачем я все это говорю? Ведь ты и так все знаешь. Скажи мне лучше, что ты думаешь о моих планах на будущее?