Преступление доктора Паровозова
Шрифт:
Прекрасная креолка
Чем старше пионер, тем больше ему нравятся танцы. Происходит это плавно и постепенно. Мелких октябрят, тех вообще стараются к танцам не допускать. Ну и правильно, они только пищат, визжат и под ногами путаются. Пускай лучше мультфильмы смотрят.
Как-то по малолетству я впервые подпольно попал на танцы в пионерлагере «Орленок», чтобы посмотреть, как это выглядит в исполнении парней и девушек первого и второго отрядов.
Меня несказанно удивило, что они, оказывается, не танцуют, а при всем честном народе буквально обнимаются. При этом никто из них друг с другом даже не разговаривал.
— Кукуня, — сказал я своему другу Мише Кукушкину, который и провел меня в клуб через тайную дверь за сценой, — какие-то они все здесь чокнутые, пойдем отсюда, я так ни за какие коврижки танцевать не буду!
Но пришлось, причем буквально через месяц.
В конце второй смены на веранде корпуса было решено провести отрядный «Огонек», кстати, первый в моей жизни. Посчитав, что мы все люди взрослые, переходим в четвертый класс, наши вожатые накрыли столы, поставили чай с печеньем, а самых смелых попросили выходить на середину и веселить остальных. Сначала все жутко стеснялись, хихикали, даже старались не смотреть друг на друга, но потом как-то незаметно осмелели. Миша Кукушкин спел очень хорошую песню «Тишина на Ваганьковском кладбище», Вова Булеев показал пантомиму, а я прочитал стишок Хармса.
«Огонек» уже подходил к концу, и тут кто-то из девчонок потребовал танцев. Ребята сразу дружно завыли от возмущения, а вожатые взяли и разрешили. Столы и стулья быстро сдвинули в сторону, девочки отошли к одной стене, а ребята к другой. У нас не было ни проигрывателя, ни тем более магнитофона, поэтому несколько девчонок встали рядышком и запели:
О далеких просторах мечтая, Урагану отдавшись во власть, Чайка в небе отбилась от стаи И в туманную даль унеслась…И тогда от группки девочек отделилась Ирка Фридман, самая красивая и воображалистая в отряде, пересекла веранду и вдруг подошла, шутливо поклонилась, сказав просто: «Давай потанцуем, Моторчик!» Я сразу пришел в смятение настолько сильное, что оставил без внимания ехидные смешки за спиной. Особенно когда Ирка положила мне руки на плечи. Я тоже положил ей руки на плечи, она снисходительно улыбнулась, взяла и опустила их к себе на талию. От этого я разволновался еще больше. Потом мы начали переминаться с ноги на ногу, а Ирка подпевала хору:
Не останется чайка за морем, Неуютен ей берег чужой. Поняла, видно, чайка, как дорог И навеки ей мил край родной. Перула-ла-ла-ла, Перула-ла-ла-ла Перулай-ла…В общем, не такая плохая вещь эти танцы. Конечно, с кино не сравнить, особенно где про индейцев, но для разнообразия сойдет. Да и Фридман не совсем уж дура, как привыкли
С каждым годом танцев было все больше, и в школе и в лагере. Мы выплясывали под проигрыватель, магнитофон и даже под «живой» ансамбль. В общем, это превратилось в рутинное занятие.
Но таких танцев, как в пионерлагере «Восток» от завода ЗИЛ, куда я попал по окончании шестого класса, за два года до «Дружбы», я не видел ни разу. Бетонная танцплощадка для нескольких тысяч пионеров из сотни отрядов была размером с хороший аэродром, а на эстраде, уставленной колонками, давал жару профессиональный ансамбль, в котором играли пятеро молодых мужиков, одетых с ног до головы во все джинсовое.
Мы приходили туда огромной кодлой, всем спортлагерем, специально в спортивных штанах, майках и кедах, чтобы остальным было понятно, с кем они имеют дело. Бесцеремонно сгоняя пионеров с лавочек, мы выбирали места получше, откуда были видны музыканты.
Младшие, в том числе и я, уважали быстрые танцы, а старшие, те, наоборот, медленные. Они высматривали среди танцующих самых красивых девчонок и внаглую отбивали их у кавалеров. Им, разрядникам по борьбе и боксу, надеждам спортивного общества «Торпедо», никто никогда не возражал.
На первых же танцах, ближе к концу, в перерыве между песнями вдруг кто-то выкрикнул:
— «Семь-сорок» давай!!!
И сразу же сотни глоток стали скандировать:
— «Семь-сорок»!!! «Семь-сорок»!!! «Семь-сорок»!!!
Тогда длинноволосый гитарист подошел к микрофону и сказал:
— Взрослые люди, пионеры, комсомольцы, а просите такую ужасную музыку!
Тут все завопили вообще как резаные.
— А что такое «Семь-сорок»? — проорал я в ухо Сереге Михайлову, боксеру, чемпиону Москвы в полусреднем весе.
— Клевая вещь! — пытаясь перекричать толпу, пояснил Серега. — Трясучка! Говорят, ее евреи на свадьбах играют!
— «Семь-сорок»!!! «Семь-сорок»!!! «Семь-сорок»!!! — продолжали реветь пионеры и комсомольцы, требуя ужасной еврейской музыки.
Гитарист на сцене пожал плечами, мол, хозяин — барин, подмигнул остальным, притопнул ногой и взял первую ноту, которая вырвалась из огромных колонок:
— ТЭНННННН!!!!!!!!
От этого звука и пионеры и спортсмены, комсомольцы и беспартийные пришли в неописуемое ликование, захлопали, засвистели, а гитарист все тянул и тянул несколько тактов.
А потом он как бы сжалился и проиграл еще шесть нот:
— ТИ-ТА, ТИ-ТА, ТИ-ТА!!!!!
Овации перешли просто в ураган, а тут еще остальные музыканты грохнули одновременно, и сразу по всей танцплощадке стали выстраиваться хороводы, которые очень медленно, в такт музыке, начали свое кружение. Лишь некоторые, как Серега Михайлов, не вплетаясь в хоровод, стали выделывать коленца сами по себе.
Мелодия постепенно убыстрялась, ускоряли свое движение танцоры, все пионеры, вожатые выскочили на площадку, включая и тех, кто обычно сидел на лавочках.
А музыканты все наращивали и наращивали темп, хороводы бешено вращались, в пляс пустились все, даже пожарники, несущие вахту неподалеку.
И вот уже гитарное соло стало настолько быстрым, что было непонятно, как у гитариста успевают пальцы. Некоторые участники хороводов, не выдержав этой бешеной гонки, спотыкались, увлекая за собой остальных, то тут, то там возникала куча-мала, повсюду стоял хохот и визг, похоже, что и спортсмены стали выдыхаться. Как вдруг мелодия на очередном вираже резко замедлилась, и гитара снова заиграла тягуче медленно.