Преступление Гаррарда
Шрифт:
Они выпили коктейль, и двое молодых людей вернулись неохотно к своему столу…
Гарвей заказал столик в самой глубине зала. Этот обед вдвоем у раскрытого окна, из которого виднелась густая листва деревьев и зелень лугов, куда доносились тихие звуки оркестра, надолго остался в их памяти. В их отношениях произошла значительная перемена.
— Я думала, такие местечки существуют только в Париже. Как хорошо, что вы привели мен'
— Я рад этому.
— Мое присутствие вам приятно?
— Приятнее всего в мире.
— Почему же мы не встречаемся
— Два раза в неделю ужинаю в клубе с людьми, которые мне скучны, отказываюсь от всех приглашений: обычно до позднего вечера остаюсь в бюро, потом еду прямо домой.
— Разве это не бессмысленно? Вы проводите время в одиночестве, и я также. Пожалуйста, мистер Гаррард, будьте же благоразумней.
— Мне кажется, я действительно неблагоразумен.
— Но вы понятия не имеете, что именно неблагоразумно! Я в 22 года знаю жизнь лучше, чем вы.
— Возможно.
— Кто другой на вашем месте старался бы держаться вдали от меня, желая моего общества? Вы делаете это из-за жены?
— Жене глубоко безразлично, что я делаю.
— Я не хочу говорить о ней ничего дурного потому, что это ваша жена. Кажется, она очень глупа, но я охотно прощаю ей. Рада тому, что она поступает так. Но вы должны быть умнее. Я собираюсь взять вас на выучку.
Он вопросительно взглянул на нее.
— Подождите. Это придет позднее…
Они встали, вышли из ресторана и сели под большим развесистым платаном. Кельнер принес кофе. Некоторое время они молча слушали музыку. Внезапно он почувствовал прикосновение ее руки.
— Сказать, почему я нахожу вас неблагоразумным?
— Пожалуйста.
— Ответьте на один вопрос: я вам правлюсь?
— Вы знаете.
— Очень?
— Больше, чем я хотел бы сказать.
Грэйс нахмурилась.
— Это похоже на вас! Почему бы вам не сказать этого? Почему всегда молчаливы именно в те минуты, когда добры ко мне?
Хорошее настроение, доносившиеся издалека звуки музыки, его любовь к ней — все заставило Гарвея забыть обычную сдержанность.
— Вы мне слишком сильно нравитесь, Грэйс, и я боюсь этого.
— Глупости! Как это человек может нравиться слишком сильно и чего тут бояться?
— Несмотря на весь ваш жизненный опыт, вы еще молоды и находитесь в известной мере под моим покровительством. Я — старик и к тому же еще женатый.
— Но милый мой, глупый друг, разве я не знаю этого? Разве не добровольно пришла сюда? Почему вы не обращаетесь со мной, как с женщиной, достаточно опытной, чтобы знать, чего она хочет?
— Не надо портить этот чудесный вечер. Я встречаюсь с вами очень часто, но если вы чувствуете себя одинокой, предлагаю в четверг поужинать со мной, потом поехать в театр.
— Завтра среда.
— Устроим это завтра, если хотите.
На ее лице появилась сияющая улыбка.
— Если чувствуете себя усталым, то нам не следует ехать в театр. Мы можем после работы поужинать в маленьком ресторанчике и оттуда пойти ко мне. Я угощу вас кофе.
— Грэйс, не искушайте меня.
— Глупости!
— Вовсе
— Вы становитесь провинциалом, мой дорогой Мафусаил. Если не хотите идти ко мне, я приду к вам. Ваш кофе будет, конечно, отвратителен, но я приду и буду ждать у дверей до тех пор, пока вы меня не впустите.
— Вы ужасно упрямы.
— А вы?
— Ладно,— сказал Гарвей.— Может быть, я делаю из мухи слона и не нахожу это благоразумным, но все же охотно посещу вас.
— Первая битва выиграна! Никогда не думала, что женщине так трудно переубедить мужчину.
— Убедить его — в чем?
— В том, что он для нее все в мире,— тихо ответила она.
— Грэйс, вы заходите слишком далеко. Пейте кофе и слушайте музыку.
Несколько минут оба молчали.
Потом к ним подошел старый знакомый Гарвея Бэкингам, адвокат и член палаты депутатов, друг юности Гарвея, находившийся в этот вечер в обществе Бартлета. Гарвей поднялся ему навстречу. В это время подошли Патти и Филипп. Увидев, что Гарвей беседует с адвокатом, они пригласили Грэйс покататься с ними по озеру. Грэйс вопросительно посмотрела на своего шефа. Он кивнул ей.
— Возвращайтесь не позже, чем через полчаса. Нам пора ехать.
Он следил за ней взглядом, пока она не исчезла в толпе. Грэйс и Бартлет показались ему очень красивой парой.
Бэкингам вынул свой портсигар.
— Я собирался навестить тебя, Гарвей. Что с Мильдред?
Гарвей повторил все уже рассказанное им Патти Малинсон и прибавил:
— Ты мой самый старый друг. Жорж, пожалуйста, прочти письмо, которое я недавно получил от нее.
Бэкингам внимательно прочел письмо. Оно было датировано днем, когда Фардаль покинул Ниццу.
«Дорогой Гарвей!
Я нахожу твое письмо очень бесчувственным и неопределенным. Ты не пожелал и пошевелить пальцем ради моих интересов, и я вынуждена была сама предпринять все возможное. Но мои доходы все еще, как ты понимаешь, недостаточны, и я приму все меры, чтобы меня обеспечили приличной рентой.
Твое предложение о разводе очень удивило бы меня, если бы не видела в одной американской газете фотографию, на которой ты снят вместе со своей секретаршей. Я обратилась к своему адвокату и жду его советов. В одном я совершенно согласна с тобой: наш брак превратился в глупый фарс, и если мне гарантировано будет хорошее обеспечение, с удовольствием дам тебе развод.
Мильдред».
Бэкингам сложил письмо и молча вернул его своему другу.
— Наш брак не был счастливым. Мы были совершенно чужие друг другу. Потом внезапно наступил этот кризис в делах. В глазах Мильдред нет ничего ужаснее бедности. Это ускорило разрыв.
— Понимаю,— медленно произнес Бэкингам.— Мы с тобой старые друзья, Гарвей, и если вы решите развестись, я возьму это дело на себя. Что ты скажешь на намеки Мильдред относительно твоей секретарши? Можно использовать это в процессе?