Преступление и наказание
Шрифт:
Вспомнилось, что знаю одну семью. Испанскую, разумеется. Там хозяин, посадив ёлочку, закрывает крышку унитаза и уходит. Его жена, вся во внимании, тут же бросается к горшку, чтобы навести порядок, и это правильно. Зурраспа из-под «ёлочки» лучше очищается, пока свежая.
Но не знаю, как называется процесс, когда в камеру к прибалту подселили испанца. Обычное дело, тюрьма-то испанская. Необычным было то, что в первую же ночь испанец насрал на стул товарищу по камере и потом обещал его зарезать после каждого пинка или удара. Воспитательная экзекуция продолжалась до тех пор, пока не закончились угрозы.
Надо, пожалуй, перечитать ещё раз весь испанский словарь. Там меня ждал сюрприз.
Сам, не ожидая, я решил загадку полувековой давности. Теперь я знаю, почему мальчишками мы говорили: «Пойти похезать».
ПРОГРЕСС
Испанская тюремная медицина эволюционирует. Вдобавок к программе отучения от героина с помощью метадона, ввели новое изобретение. Теперь тот, кто желает избавиться от метадоновой зависимости, может перейти на получение нового наркотика: субоксон. Очередь за дозой в блоке не уменьшается, но появилась новая группа нарков, которых по утрам вызывают и ведут в санчасть. Судя по довольным мордам, когда возвращаются, никто им иньекции в задницу от головной боли не делает.
Я принадлежу к ненужной части зэков. Наркоты не прошу, от таблеток отказываюсь, к доктору не записываюсь. Но и у меня случаются проблемы. Так называемая безсолевая диета настолько солёная, что давление временами зашкаливает. Не могу же совсем отказаться от еды. И однажды утром меня просто плющит. В голове словно бухает огромный кузнечный молот. Пульс сто четырнадцать в состоянии ничегонеделания. Временами бросает в пот. Объясняю ситуацию дежурящему шефу модуля. Тот делает неопределённый жест: типа, потом. Это «потом» так и не наступает. Мимо меня дефилирует группа наркоманов, которых ведут за радостью в санчасть и обратно. Мне же остаётся или сдохнуть, или попытаться привести организм в порядок. Получается второе, если считать порядком девяносто ударов сердца в минуту.
Не сдаваясь, спрашиваю охранника, почему мне не разрешили сходить в санчасть, померять давление. Он мне долго и пространственно рассказывает о связанных руках новыми правилами медика тюрьмы. Когда он заканчивает, я уже выстраиваю в голове план будущей жалобы, которая никому здесь не понравится. Устрою им тут перестройку.
На этой же неделе удаётся записаться к доктору. Эти записи стали спортивными соревнованиями. Если спринт по объявлению на запись не получается, то не видать тебе медика. Наркоманы бегают быстрее чемпионов Мира. Мы стояли возле дверей, ожидая входа в большой тюремный спортзал, когда объявили, что можно записаться. Мне нужно было лишь повернуться и сделать шаг к окошку. И даже с этим ничтожным промедлением я был седьмым в списке. Зэки говорили, что в последнее время принимает новый доктор. Захожу на приём. Не повезло! Меня заслушивает всё та же знахарша, что забыла о наличии рентгена в тюрьме. Запаковываю моё недовольство поглубже и мне удаётся решить все проблемы, накопившиеся за более чем полгода моего неприхода в её кабинет. Почти все, если не считать самого главного: проблемы с пересолёной едой и невозможностью померять давление. Сейчас тоже не меряет. Доктор приходит на раздачу таблеток нуждающимся,
Делать нечего, нужно искать другие средства улучшения здоровья. Вдобавок к регулярным занятиям с железом, начинаю бегать. Говорят, что так можно убежать от инфаркта. Бегаю по тюремному двору размером 25 на 50 метров. Можно ещё и записаться на выходы, чтобы делать круги по тюремному футбольному полю. Записаться-то можно, но не факт, что разрешат. Я же не исправляющийся наркоман и не сердечно больной, чтобы иметь предписание врача на эти прогулки.
По случаю встречаю ответственного работника, от которого зависит это разрешение. Спрашиваю о моих шансах на беготню. Ответ меня не радует.
— Знаете, это очень трудно. Потому что сначала удовлетворяются заявки спортивного модуля.
Спортивный модуль — это всё те же наркоманы. Я уже рассказывал, что в тюрьме Кастейон-2 существует изобретение: наркоман-спортсмен. Стараюсь не показать и не высказать по этому поводу и демонстрирую максимальную вежливость и дипломатичность.
— Это не каприз. Мне уже шестьдесят четыре года, имею склонность к гипертонии и кроме того, нахожусь в этой тюрьме уже три с половиной года, и никогда ничего не просил. Но сейчас мне бы хотелось убежать от деревянного бушлата.
Спортивный «мэтр» задумчиво смотрит на меня, спрашивает, как меня зовут и не очень уверенно обещает сделать всё возможное. Не собираясь сидеть сложа руки в ожидании чудес, продолжаю оздоравливаться сам.
«если хочешь быть умным, бегай;
если хочешь быть красивым, бегай;
если хочешь быть здоровым, бегай»,
— говорили древние греки. Уже после первых дней с забегами, мой пульс понижается в покое и быстро восстанавливается, когда заканчиваю упражнения. Организм помнит! А давление померять всё не получается. Ну нет летом восемнадцатого года, двадцать первого века в испанской тюрьме «Кастейон-2» такого простого медицинского сервиса. В бегательный список я не попал.
СКАЗКА
Жил-был король. Он не всегда был королём. Сначала он был принцем. Принца все любили. Все, кроме старшей сестры, которая перестала быть принцессой из-за рождения принца. Принц рос, учился, стал генералом и готовился стать королём. Но это у него не получалось. Не получалось и жениться. «Жениться по любви не может ни один король».
Времена менялись и в соседних монархиях стали появляться простолюдинки. Принц воспрянул духом и перестал искать среди благородных семей и фамилий. Женился-таки по любви и даже трон получил. Потому, что его папа докоролевствовался до того, что этот стульчик стал бельмом в глазу среди его подданных. Вместе с троном бывший принц унаследовал коррупцию всех государственных институтов и усиление сепаратистских движений в провинциях. Оживились и фашисты.
Непривычный к таким заворотам истории, молодой король неудачно высказался о событиях и смог, неоднократно, наблюдать по телевизору, как на улицах его страны жгут его же портреты. Не сильно расстроившись, король устроил большое шоу с вручением своей двенадцатилетней дочери первого ордена. За будущие заслуги перед родиной.
Так и шла жизнь на территории королевства: портреты жгли, гимн освистывали, порядка не наводили, кое-где постреливали, везде воровали, на улицу выбрасывали семьи с детьми, в тюрьмы стали сажать артистов и певцов и приветствия со вскинутой правой рукой регулярно показывали по телевизору. Король, унаследовавший долгожительство от родителей, не покидал дворцового стула столько же лет, как и его папа.