Преступление в двух сериях
Шрифт:
Ручин и в самом деле несколько лет работал в фирме Глеба Шолонского. Уволился он, решив начать свое дело. Но денег на основание фирмы не хватило, а Шолонский помогать своему бывшему работнику не стал.
— Глеб был властным человеком, — задумчиво пробормотал на это Александр Николаевич, пристально рассматривая буквы на мерцающем мониторе. — Возможно, он просто не хотел выпускать Ручина из сферы своего влияния. Я ведь наслышан об Игоре, он великолепный техник.
— И совсем недавно Глеб Денисович попытался наладить контакт с Ручиным? — спросила я.
— Ну да. Причем тянулась эта история,
В общем, вместо двух подозреваемых у меня их стало трое. Гурьянова и Маслову я не собиралась выпускать из поля зрения, а Игорь Ручин… Если предположить, что между ним и Шолонским были сильные трения и именно эти трения заставили Ручина покинуть фирму «Луч», тогда… С этим странным типом придется основательно повозиться.
Допив кофе, я составила для себя план на завтра — проследить за Гурьяновым, ведь он должен отдать Людмиле Масловой какие-то чертежи. Разобраться с ним и Людмилой. Потом — заняться Ручиным. Кстати, я ведь ставила в его квартире записывающую аппаратуру. Думаю, завтра стоит ее забрать, прослушать, а также потщательнее обыскать жилище Игоря Юрьевича.
Ноги непроизвольно напряглись, когда я представила, что придется снова подниматься по жуткой лестнице для самоубийц. Ну ничего, завтра я отправлюсь к Ручину в сапогах без каблуков, в такой обуви должно быть проще.
Обдумав будущие действия, я наконец поблаженствовала под душем и отправилась в спальню.
Утро встретило меня нещадным стрекотом будильника. Не самое приятное пробуждение на свете, зато сон как рукой сняло. Вскочив с кровати, я приняла контрастный душ — великолепное средство для обретения бодрости, выпила чашку кофе и оделась. А вот покайфовать, посвященнодействовать с первой утренней сигаретой не удалось. Вчера я не заметила, как выкурила последние сигареты из пачки, новых не купила, естественно, а дома запас закончился. Так что с утра пришлось обойтись одним кофе, без «ядовитой палочки с огоньком на одном конце и самоубийцей на другом», как говорится в старом добром анекдоте.
Проведя щеткой по волосам и перекинув сумку через плечо, я вышла на улицу.
За ночь подморозило. С неба сыпалась какая-то на редкость острая и противная снежная пыль. Ветер норовил швырнуть горсть этого мелкого снегольда прямо в глаза и рот.
Усевшись в машину, я отправилась к дому Гурьянова. Надеюсь, что он не успел покинуть свое жилище. Впрочем, вряд ли — ведь было всего-навсего восемь часов. Если Михаил Яковлевич и способен подняться в такую рань и отправиться по делам, то для Людмилы восемь утра — еще почти ночь.
Я остановила машину на привычном, можно сказать, месте, скрытом кустами, и наладила «прослушку». Может быть, бухгалтер, прежде чем встречаться с Масловой, додумается ей позвонить? Если, конечно, они вчера не договорились о точном времени встречи.
Окинув взглядом гурьяновский подъезд и никого не увидев, я выскочила из машины, купила пачку «Мальборо» в ближайшем киоске
Тишина. Вот уже полчаса, как тишина. Ну, не мертвая — разрываемая шарканьем ног, шуршанием бумаг и какими-то смутными возгласами Михаила Яковлевича. Что ж, и то хорошо — он дома.
Вдруг щелчок вскрыл тишину в одном наушнике, и я услышала резкое, пронзительно-недовольное:
— Алло.
— Это я, я тебя разбудил? — прогудел голос Гурьянова.
— Да, — Людмила еще не проснулась окончательно. — А кто это?
— Гурьянов, — рявкнул, точнее, представился Михаил Яковлевич. — Если хочешь получить бумаги побыстрее — давай разберемся сейчас. Мне скоро на работу.
— Ладно, встретимся в горпарке, — пробуждаясь, бодренько откликнулась Людмила Владимировна и добавила: — Через час.
— Хорошо. — Гурьянов положил трубку.
Интересно, хватит ли Людмиле часа на то, чтобы навести макияж и добраться до городского парка? Ну, буду надеяться, хватит. Кстати, пока Михаил Яковлевич с документами — надо его изловить и на него надавить. Что толку мотаться по городу? Если он решил отдать Масловой чертежи, я не должна допустить произвола. С Людмилой можно будет разобраться потом, пока же — Гурьянов, как более слабое звено. Ведь он по крайней мере нервничал, когда рассуждал о странной слежке. Маслова же — баба непробиваемая, судя по всему, прошла огонь, воду и медные трубы. Она так просто не расколется. И вообще, с мужчинами отчего-то проще — доказано личным опытом.
Я сидела, курила и строила планы, как вывести Гурьянова на чистую воду, и время летело незаметно. Количество сигарет в пачке постепенно уменьшалось, в салоне моей «девятки» становилось тяжело дышать из-за клубов голубовато-белесого дыма.
Наконец Михаил Яковлевич появился из дверей подъезда и строевым шагом почесал к остановке. Привычный маршрут. Ну да ничего. Он сжимал под мышкой кожаную папочку, трепетно придерживая ее пальцами.
Периодически оглядывался, проявляя подозрительность. Наверное, думал, что я пристроилась за каждым кустиком на его пути. Я задумалась — можно, конечно, вцепиться в Гурьянова прямо сейчас и конфисковать бумаги. С другой стороны, может, лучше уж повязать их вместе с Масловой — она же тоже причастна.
Я осторожно тронула машину, не собираясь покидать уютный салон, — мало ли, вдруг придется преступников скрутить и отвезти в милицию? Не на общественном же транспорте это делать.
Да, городской парк — место безлюдное, одно это утверждало меня в подозрениях. Где еще, как не в горпарке, производить обмен денег на документы? Особенно на важные чертежи?
Оставив машину у входа в горпарк, я последовала вглубь, вслед за Гурьяновым. Людмила еще не явилась — наверное, красится и вообще наводит марафет на свою красоту несказанную. Ну ничего, я терпеливая. Дождусь — и возьму эту преступную парочку со всеми их чертежами. Кармишин, думаю, будет обрадован. Кстати, узнаю, зачем Гурьянову или Масловой понадобилось убивать Глеба Денисовича Шолонского. Хотя с Гурьяновым ясно — деньги. А Маслова? Или у нее с Шолонским в прошлом были трения, или ее сильно уязвила недоплата денег.