Преступления страсти. Месть за любовь (новеллы)

Арсеньева Елена

Бог свидетель, если бы сам Август, покоривший весь мир, решил оказать мне честь, взяв меня замуж, я бы предпочла остаться твоей любовницей, нежели его императрицей.

Ибо человек оценивается не по его силе или богатству, этих двух рабов ветреной Удачи, но по добродетелям его души. И если женщина выйдет скорее за богача, нежели за бедного, и стремится быть замужем не ради мужа, но ради его богатств, то, по сути дела, она выставляет себя на продажу. И если девица выйдет замуж ради денег, то пусть и получит она жалованье взамен любви, ибо ищет она не мужа, но его денег, и если могла, то отдалась бы другому, будь он побогаче».

Да,

противясь браку с Абеляром, Элоиза не намеревалась противиться их любовным отношениям. Но Абеляр сделался ревнив. Он вспомнил их разницу в возрасте, вспомнил все разговоры о том, что женщина неверна по самой природе своей… Такие разговоры обожала заводить высокоученая братия! Он подумал: если Элоиза так легко отдалась мне, кто знает, не отдастся ли она так же легко и другому? Ему было невыносимо даже подумать об подобном. Мысли на сей счет в нем бушевали самые мещанские, обывательские. Он пришел к выводу, что единственным средством навсегда удержать Элоизу около себя является брак. «Я сгорал от желания удержать ее возле себя навечно, ее, которую я любил превыше всего на свете», — писал он. Тайный брак был для него средством, чтобы одним выстрелом убить двух зайцев — сберечь свою репутацию и удержать возле себя Элоизу.

В конце концов Элоиза подчинилась. Абеляр привез ее из Бретани в Париж, и они тайно обвенчались в одной из церквей в присутствии Фульбера и нескольких друзей. Теперь они встречались тайно и лишь время от времени, для всех оставаясь, как и прежде, неженатыми. Но такая ситуация уже не устраивала Фульбера. Тайная жена, рассуждал он, та же любовница. Он хотел вернуть доброе имя Элоизе. И, нарушив уговор, повсюду растрезвонил о браке.

Разумеется, грянул скандал. Обстановка настолько накалилась, что Абеляр вынужден был отправить Элоизу на время в женский монастырь, чтобы переждать, пока не утихнут пересуды. Но не могла утихнуть их страсть. Впоследствии Абеляр осуждающе описывал те крайности, на которые страсть их толкала:

«Я могу попытаться облегчить печаль твою, показав, что случившееся с нами случилось заслуженно и для нашего же блага, и, живя в браке, заслужили мы Божью кару гораздо более, нежели когда жили во грехе. После того как мы обвенчались и ты жила в келье среди монахинь обители в Аржантейле, я однажды приехал навестить тебя. Ты, полагаю, помнишь, что сделал я тогда с тобою в своей похоти, в углу трапезной (больше идти нам было некуда). Ты, полагаю, помнишь, как бесстыдно мы вели себя в столь святом и почитаемом месте, посвященном Пресвятой Деве. Даже если бы мы ничего не сделали, кроме этого бесстыдства, все равно даже за него мы уже заслужили бы величайшую кару».

Между тем Фульбер решил, что Абеляр увез Элоизу не ради спасения от скандала, а намереваясь навеки заточить ее в монастыре. И задумал отомстить лицемерному, как он был уверен, человеку. У него родился поистине дьявольский план.

Вот что писал спустя годы сам Абеляр: «Однажды ночью, когда я спал в одной из комнат в глубине дома, подкупленный слуга впустил злоумышленников, и те предали меня мести, самой варварской и самой постыдной: они отрезали мне те части моего тела, которыми я совершил то, что они так оплакивали. Затем они бежали из дома».

Двое злоумышленников были схвачены, в том числе и продажный слуга. Его ослепили и кастрировали — то есть предали каре, соответствующей преступлению. Был арестован и Фульбер. Его осудили, конфисковав его имущество, однако довольно скоро освободили.

В

любом случае жизнь Абеляра была сломана.

Наутро после того, как он был оскоплен, возле его дома собрался весь город. «Невозможно описать всеобщее удивление и потрясение, слезы, плач, стенания, которые меня просто убивали, вспоминал он. Мои ученики измучили меня своими причитаниями и рыданиями. Их сострадание ко мне было для меня куда более жестоким, чем моя несчастная рана. Я больше страдал от конфуза, чем от боли…»

Да уж… Он не мог смотреть ни в одни глаза, не зная точно, встретит в них истинное сочувствие или лицемерие, смешанное с насмешкой.

Вспоминались слова Священного Писания, которые хулили евнухов, «осуждая их перед Богом, не допуская на порог храма как гнусных и нечестивых людей». Даже при жертвоприношении запрещалось употреблять изувеченное животное, и прежде всего кастрированное, чтобы не нанести оскорбление Богу.

Стыд и смятение заставили Абеляра постричься в монахи в одном из крупнейших аббатств — Сен-Дени, на холме Сакре-Кёр. Ту же участь он уготовил и Элоизе, заставив и ее принять монашеский обет, принудив, в сущности, на добровольное заточение. Она безропотно согласилась. «Да будет на то твоя воля», — сказала молодая женщина и приняла постриг в бенедиктинском монастыре Аржантейля.

Друзья пытались уговорить ее, но не изменили ее намерения утратить свободу на заре жизни и избежать «монашеского ярма». В ответ она приводила слова римской героини Корнелии, которая решила покончить с собой, узнав о смерти своего супруга Помпея: «О, мой благородный супруг, как мало пребывали мы в этом супружестве! Имела ли моя судьба право на столь светлую голову? Преступница, должна ли я была выйти за тебя замуж, чтобы навлечь на тебя несчастье? Прими же в качестве раскаяния мою кару, впереди которой я последую».

Когда влеклась я к грозным алтарям, Переступив права святые, то на тебя, супруг мой, Все на тебя глаза мои глядели, отвратившись от креста… Она такой и осталась в глубине души — «отвратившейся от креста». Не то Абеляр.

Испытания не оставили его и в монашестве. Его теологические взгляды были сурово осуждены на Суассонском соборе. Дошло до того, что Абеляр был принужден сжечь уже написанный богословский трактат «Введение в богословие» только за то, что утверждал: «Понимаю, чтобы верить», а не общепринятое — «Верую, чтобы понимать».

Его публично заставили читать наизусть «Символ веры», который он многократно и блестяще истолковывал. Наконец Абеляр был изгнан из монастыря, после чего вынужден был бежать в Бретань, спасая собственную жизнь. Но и здесь ему досталось тяжело.

«Я нашел тут варварскую землю… Население грубое и дикое, а среди монахов царили обычаи и манеры жизни постыдной и разнузданной: они жили с наложницами и подростками». Его страдания и мытарства продолжались. «Дьявол обрушил на меня такое гонение, что я не нахожу себе места, где бы мог успокоиться или даже просто жить; подобно проклятому Каину, я скитаюсь повсюду как беглец и бродяга». Его мучили страхи, он опасался насилия со стороны своих врагов, когда выходил за стены монастыря. Внутри же обители приходилось сплошь и рядом терпеть козни духовных сыновей — монахов, порученных ему, аббату, как их отцу.