Преступники и преступления с древности до наших дней. Гангстеры, разбойники, бандиты

Мамичев Дмитрий Анатольевич

Но как ни влиятельна была генеральша Щербакова, все ж от смерти спасти Котовского не могла. Смертная казнь была назначена. Григория Котовского, разбойника с тяжелым детством, атлета с уголовной фантазией, должна была неминуемо затянуть петля на раннем рассвете во дворе Одесской тюрьмы.

Но тут пришла большая, чем генеральша Щербакова, непредвиденность.

Над Россией разразилась революция, буревестником которой был Котовский.

Уж отрекся царь, уж опустел Зимний дворец, власть над Россией взяли в свои руки русские интеллигенты. Но Керенский еще не успел отменить смертную казнь, и петля висела над Котовским.

За дело помилованья взялся теперь известный писатель А.Федоров.

Федоров Котовского не знал, но, вероятно, как писателю Котовский был ему интересен.

Федоров вошел в небольшую узкую камеру, где сидел закованный Котовский.

Котовский — «шармёр». Это знала Одесса. Знали это и Федоров, и генеральша Щербакова, и та невыданная Котовским светская дама, принесшая ему пилки и шелковую веревку.

В узкой тюремной камере Федоров увидал мускулистого силача с красивым, немного грустным лицом и острыми, проницательными глазами. Когда Федоров сказал, что хлопочет перед Временным правительством не только об отмене смертной казни, но и об освобождении Котовского, тот улыбнулся и ответил:

— Я знаю, что вас интересует во мне. Вы интересуетесь, как я представляю себе свою жизнь сейчас, после революции? Да? Я скажу вам прямо: я не хочу умирать и хочу милости жизни, но я хочу ее, пожалуй, даже не для себя, я могу обойтись без нее. Эта милость была бы показателем доверия и добра, но не ко мне одному… Впрочем, — улыбнулся Котовский, — я бы постарался оправдать…

— Конкретно, — проговорил Федоров, — что вы хотите?

— Свободы! Свободы! — вскрикнул Котовский, зазвенев кандалами. — Но свободы, которую я бы принял не как подарок, а как вексель, по которому надо платить. Мне тюрьма теперь страшней смерти…

Котовский задумавшись, помолчал. Потом заговорил как бы сам с собой:

— Я знаю свою силу и влияние на массы. Это не хвастовство, это знаете и вы. Доказательств сколько угодно. Я прошу послать меня на фронт, где благодаря гнусному приказу № 1 делается сейчас черт знает что! Пусть отправят меня на румынский фронт, меня все там знают, за меня встанет народ, солдаты, и вся эта сволочь, проповедующая бегство с фронта, будет мной сломлена. Если меня убьют, буду счастлив умереть за родину, оказавшую мне доверие. А не убьют, так все узнают, как умеет сражаться Григорий Котовский.

Котовский говорил без рисовки, со спокойной твердостью.

— Нет, теперь умирать я не хочу. И верю, что не умру. Если смерть меня так необычайно пощадила, когда я уже был приговорен к казни и ждал ее, то тут есть какой-то смысл. Кто-то, судьба иль бог, — улыбнулся он, но оказали мне доверие, и я его оправдаю. Теперь только пусть окажет мне еше доверие родина в лице тех, кто сейчас временно ее представляют. — И, не возвышая голоса, он вдруг добавил: — Мне хочется жить!

И с такой внутренней силой, которая почувствовалась в мускулах, в оживших темных, тяжелых глазах:

— Жить! Чтобы поверить в людей, в светлое будущее родины, которую я люблю, в ее творческую духовную мощь, которая даст новые формы жизни, а не законы, и новые отношения, а не правила.

Впечатление Федорова от посещения Котовского было даже сильнее ожидаемого. Хлопоты об освобождении пошли полным ходом. В «Одесских новостях» Федоров напечатал статью «Сорок дней приговоренного к смерти». Статья прошумела и создала широкую волну за Котовского.

А когда в Одессу, проездом на румынский фронт, прибыл военный министр А.И.Гучков и здесь же был морской министр А.В.Колчак, в гостинице «Лондо» Федоров добился с ними свидания. Министры отнеслись скептически к ходатайству писателя, но Федоров указал, что казнить нельзя, ибо революция уже отменила смертную казнь, оставить в тюрьме бессмысленно — все равно убежит. И министры согласились,

что единственным выходом из положения является освобождение. К Керенскому пошла телеграмма, и от Керенского вернулся телеграфный ответ: революция дарует преступнику просимую милость.

Прямо из тюрьмы освобожденный Котовский приехал к Федорову. Взволнованно сжав его руку, глядя в глаза, Котовский сказал:

— Клянусь, вы никогда не раскаетесь в том, что сделали для меня. Вы, почти не зная меня, поверили мне. Если вам понадобится когда-нибудь моя жизнь — скажите мне. На слово Котовского вы можете положиться.

На этом кончился разбойный период жизни Котовского. [44]

Роман Гуль. Красные маршалы. — М.: Воениздат, 1992

44

Дальнейшая судьба Котовского: с ноября 1917 г. примкнул к левым эсерам. С апреля 1918 г. в большевистском подполье на Юге Украины. 1919–1922 гг. на командных должностях в Красной Армии. Гражданскую войну окончил командующим 2 конным корпусом. Убит в 1925 г.

ВЕК ГАНГСТЕРОВ

Ленька Пантелеев

Октябрьская революция, произошедшая в России, в результате которой у миллионов были отняты деньги и имущество, навела многих людей на мысль: большевикам можно, а нам нельзя? И покатилась волна бандитизма, с головой захлестнувшая страну во время революции, гражданской войны и нэпа. Дошло до того, что 19 января бандиты остановили и ограбили автомобиль, в котором ехал Ленин! У Ильича отняли, помимо прочего, личный браунинг. В нападении участвовали матерые убийцы Волков и Кошельков. Но им была нужна не жизнь вождя, а его кошелек. Останавливая автомобиль Ленина, они даже не знали, кто в нем едет. А узнав, не отказались от своих преступных замыслов. Оба бандита, принимавшие участие в нападении, были позднее ликвидированы. Волкова поймали и расстреляли 12 февраля 1919 г., а Кошельков был убит в перестрелке в июне того же года. У мертвого бандита, помимо документов убитых чекистов, был обнаружен браунинг Ленина. Очевидно, ему было трудно расстаться с такой добычей. А может, он мечтал о времени, когда будет создан музей В.И.Ленина, и он сможет передать эту драгоценную реликвию туда.

Самым известным уголовным убийцей 20-х годов был, несомненно, Леонид Пантелеев, действовавший в Петрограде. Он организовал банду, которая грабила и убивала людей. В банду входило примерно десять человек, четко исполнявших приказы главаря. Ближайшим помощником Пантелеева был некий Дмитрий Гавриков. В городе у Пантелеева было много «хаз» — конспиративных квартир, где он скрывался после налетов. Грабил Пантелеев главным образом врачей, адвокатов, нэпманов. Механизм ограбления был прост: налетчики звонили в квартиру, говорили, что это почтальон (курьер, пациент и т. д.), а затем под угрозой оружия отбирали ценности.

В 1922-23 гг. в Петрограде совершалось порядка 40 налетов в месяц; из них значительная доля принадлежала банде Пантелеева. Жители города были до того напуганы, что стали устраивать у себя в квартирах электрическую сигнализацию, ложась спать, клали под подушку топор, в театр и в гости почти перестали ходить — из опасения, что ночью разденут на любой улице, даже на Невском проспекте.

На совести Пантелеева было немало загубленных душ. Так, летом 1922 г., убегая от опознавшего его бывшего сотрудника ЧК Васильева, Пантелеев застрелил бросившегося наперерез начальника охраны Госбанка Б.Г.Чмутова.