Преступники. Факел сатаны
Шрифт:
На десять ноль–ноль был вызван на допрос Пляцковский. Но явился начальник главка в девять пятьдесят. Внешность у него, была весьма примечательная: высокий, не меньше двух метров, в плечах — косая сажень, крупная бритая голова, густые брови и бородка клинышком. На Пляцковском был свободного покроя светлый костюм, белая рубашка без галстука. Воротник явно не сходился на могучей шее. Вошел он не очень смело, но старался сохранить осанку.
Следователь предложил ему сесть.
— Благодарю, — густым басом сказал Пляцковский, усаживаясь на стул и не зная, куда бы пристроить свои
Занося его данные в бланк протокола допроса, Игорь Андреевич краешком глаза наблюдал за Пляцковским. Веко у начальника главка подергивалось.
«Интересно, — подумал следователь, — это у него только сейчас или же всегда? И почему он пришел раньше? Нервничает?»
Игорь Андреевич вспомнил, чего стоило допросить начальника такого ранга еще каких–нибудь пять–шесть лет назад. Даже следователь по особо важным делам не решился бы без многочисленных согласований вызвать столь важную персону, как член коллегии министерства. В лучшем случае отправился бы сам, попросился на прием. И не всегда принимали. А если принимали, могли еще и отказаться отвечать или подписать протокол.
Времена те минули. Пляцковский это хорошо понимал. Поэтому, наверное, и чувствовал себя не в своей тарелке, не знал, куда девать руки. Вынул платок, снова положил в карман…
— Феликс Михайлович, — сказал Чикуров, — нашу беседу мы будем записывать на магнитофон. Не возражаете?
Игорь Андреевич умышленно не произнес слово «допрос», щадя самолюбие Пляцковского.
— Я не против технического прогресса, — натянуто улыбнулся начальник главка. — Даже наоборот.
— Хорошо, — отложил ручку следователь и нажал на клавишу диктофона. — Вы не догадываетесь, для чего я вас пригласил? — продолжал он, снова пожалев допрашиваемого и не употребив слова «вызвал».
— Березки? — вопросительно посмотрел на Чикурова Пляцковский и, увидев кивок следователя, сказал: — Да–да, я знаю об этой трагедии… Был там, вернее, ездил за больной женой и услышал, что было покушение на профессора Баулина, а Ростовцев застрелился.
— Это не совсем точно, — поправил Игорь Андреевич.
— Да? — испуганно и растерянно произнес начальник главка, втягивая в плечи свою массивную голову.
— Ростовцев убит.
Пляцковский некоторое время не мигая смотрел на следователя. Было странно видеть этот застывший монумент с подергивающимся веком.
— Как?.. Нет, не может быть!.. Кем убит?.. — наконец ожил, задвигался Пляцковский, снова доставая носовой платок и вытирая покрывшуюся бисеринками пота блестящую лысину.
— Вот это мы и устанавливаем.
— Неужели вы… Вы думаете?.. — пробормотал Пляцковский и замолчал, пораженный какой–то догадкой, затем прохрипел: — Допускаете, что я?! — Он судорожно сглотнул и опять замолчал.
Зазвонил телефон. Чикурову показалось, что начальник главка вздрогнул. Игорь Андреевич снял трубку, назвался и тут же услышал отбой. Наверное, ошиблись номером.
«Что он такой взвинченный?» — подумал о Пляцковском следователь. И сказал:
— Феликс Михайлович, допускать не допускать — это, как сами понимаете, не факты. А следствие интересуют прежде
— Через Мелковского. Ну, Рэма Николаевича, журналиста… Вы, наверное, читали его статьи?
— Читал. А с Мелковским вы откуда знакомы? — продолжал допрос Чикуров.
— Да кто с ним не знаком? — развел руками начальник главка. — Рэм Николаевич человек известный, выступает по телевидению. — Заметив внимательный взгляд следователя, Пляцковский уточнил: — Лично меня с ним познакомил министр… Но при чем тут Мелковский? — осторожно, словно прощупывая, спросил он.
— Как вы говорите, через него вы познакомились с Ростовцевым и Баулиным.
— Я этого не отрицаю. Рэм Николаевич — способный человек! Можно сказать, что благодаря ему об «Интеграле» и баулинской клинике знает вся страна!
— Вы хотите сказать, Мелковский много сделал для их рекламы?
— Так оно и есть. Хотя она им и не очень нужна. Дела говорят сами за себя… Но не без талантливой пропаганды Рэма Николаевича я увидел в деятельности Ростовцева и Баулина большую перспективу и старался им помочь. Разумеется, в пределах моих возможностей.
— Возможности ваши, кажется, большие, — заметил Чикуров.
Пляцковский склонил голову набок, наверное, размышлял, как воспринять эти слова — комплимент или ловушка?
— Все зависит от точки отсчета, — попытался улыбнуться начальник главка. — А если серьезно… Даже при наличии фондов, нарядов, увы, не всегда можно получить то оборудование, какое хотелось бы. И вообще это сейчас наиболее важный, острый вопрос. Я имею в виду техническое перевооружение, ускорение научно–технического прогресса. На устаревшем оборудовании далеко не уедешь. Что же касается Ростовцева и Баулина — они понимали в прогрессе толк и, если хотите, двигали его. Вполне естественно, что по поводу них были звонки от ответственных товарищей… Березкинскому эксперименту давали зеленый свет. Я — тоже. «Знакомая тактика, — отметил про себя Чикуров. — Прикрываться указаниями сверху».
— В каком смысле — зеленый свет? — спросил следователь.
— Меня однажды спросили, как я лично отношусь к выдвижению Ростовцева и Баулина на премию. И я искренне, да–да, искренне поддержал эту идею. Даже посчитал своим долгом выступить на коллегии… Подчеркиваю, Игорь Андреевич, совершенно искренне! Если кто–то говорит, что мною руководила заинтересованность, то это полный вздор, уверяю вас!
— Заинтересованность в чем?
— Якобы из–за жены, — отведя взгляд в сторону, ответил Пляцковский.
— А именно? — настаивал следователь.
Пляцковский посмотрел Чикурову в глаза и возмущенно проговорил:
— Меня ввели в заблуждение, даю вам слово! Как и всех! Если бы я знал! Если бы хоть догадывался!.. Спросите у тех, кто меня знает, — тут же выставил бы их взашей! Духу их не было бы!..
— Говорите, пожалуйста, подробнее… Кого и за что выгнали бы?
— Да этих ходоков из Березок! — с раздражением ответил Пляцковский. — Но ведь не один я оказался в таком положении! Даже повыше меня товарищи и те не предполагали, что «Баурос» — заурядное, примитивное мошенничество!..