Преступники. Факел сатаны

Безуглов Анатолий Алексеевич

— Как это? — не понял Баулин.

— Кленова считала, что они пристают к ней, намекают, требуют близости… Ну и жаловалась. Устно и письменно. Беднягу, которого чуть не привлекли к суду, Кленова обвиняла в попытке изнасилования.

— Неужели не могли разобраться, что она просто–напросто больна? — воскликнул Евгений Тимурович.

— Разобраться, — усмехнулась Соловейчик. — В институте Сербского, по–моему, не разобрались, а вы хотите, чтобы это сделали директора театров, чиновники в министерстве.

— А по какому поводу Кленова попала в институт судебной психиатрии? — поинтересовался Баулин.

—

О, это случай, я уверена, для Голливуда! Схватились бы за сюжет обеими руками… Неизвестно, как бы еще расширилась ее творческая география, не повстречай Кленова в поезде молоденького капитана речного флота… Оба они ехали отдыхать на юг. Случай свел их в одном купе. Кленовой тогда было тридцать пять, капитану — двадцать пять лет.

— Десять лет разницы? — удивился Баулин.

— Я поверю, что она могла вскружить голову мужчине и помоложе. Красивая, тут уж ничего не скажешь! — развела руками Соловейчик.

— Да и сейчас еще не совсем потускнела, — заметил профессор, вспомнив внезапное появление Кленовой в тумане среди деревьев.

— Короче, любовь с первого взгляда, — продолжила Людмила Иосифовна. — Выяснилось, что он ходил на балет ради нее — жил в том же городе. Нашлись и общие увлечения — поэзия Есенина. Да и сам капитан пытался сочинять стихи… Кленова тут же, конечно, возомнила себя Айседорой Дункан. Та ведь тоже была старше Есенина, когда он влюбился в нее… Решили скрепить свою любовь несколько странно. Проездом остановились в Москве, пошли на Ваганьковское кладбище и на могиле Есенина дали клятву любить друг друга «до березки»…

— Простите, как это? — не понял Баулин. — В каком смысле?

— Ну, до могилы… Поэтический образ: стройная березка над могильным холмиком.

— Да, весьма романтично, — кивнул главврач.

— Юг еще больше сблизил их. Море, пальмы, уютная каюта на теплоходе… Они отправились в круиз по Черному морю. Ялта, Сочи, Новый Афон с его фантастическими пещерами… Вернувшись домой, поселились в ее квартире. А гнездышко Кленова обставила шикарно! Всякие заграничные штучки, которые она понавезла из зарубежных гастролей… Словом, рай, да и только… Но рай быстро кончился. Буквально через неделю капитан стал ухаживать за ее подругами. Трудно сказать, что было причиной, — разница в годах или его распущенность. А может быть, и то и другое. Короче, капитан пустился во все тяжкие и менял женщин чуть ли не на глазах супруги…

— И она терпела?

— Представьте себе. Почти год. Подошло время очередного отпуска. Кленова думала, что они снова поедут на юг, снова остановятся в Москве и посетят могилу Есенина. Она была уверена: капитан вспомнит их клятву, устыдится своего поведения и станет верным мужем…

Баулин усмехнулся.

Соловейчик покачала головой и сказала:

— Наивно, конечно. Но несчастная женщина хваталась за последнюю надежду, как утопающий за соломинку… Капитан ехать с женой наотрез отказался, укатил один на Рижское взморье. Она тоже не поехала к Черному морю, а занялась тем, чего никогда в жизни не делала: засела в библиотеке за книжки по химии и медицине.

— Зачем? — удивился Евгений Тимурович.

— Об этом речь впереди, — остановила его жестом Людмила Иосифовна. — Капитан вернулся из отпуска, она встретила его нежно, ласково, с накрытым столом. Предложила бокал вина. За любовь! Отпила из этого бокала

верхнюю часть, а ему дала допить остальное… После нескольких глотков супруг рухнул как подкошенный — в вине был яд. На дне бокала он более концентрированный.

— Так вот для чего ей понадобилась химия, — протянул Баулин.

— Разумеется. Но послушайте, что было дальше. Когда муж упал, Кленова достала заранее приготовленный остро наточенный топор и отрубила ему голову. Затем включила магнитофон, взяла в руки кровоточащую голову капитана и стала танцевать вальс… Как она потом сказала на суде, это был «прощальный вальс любви»…

— Боже мой, как чудовищно! — Баулин брезгливо скривился. — И непонятно, зачем же было отсекать голову?

— Она объяснила, что хотела выполнить их клятву. Помните, вместе «до березки»? Так вот, Кленова намеревалась поехать в Москву с головой мужа и на могиле Есенина покончить с собой… Представляете, везти все тело?.. Его она упаковала в целлофан, вызвала такси и отправилась за город. Закопала. Водителю ее поведение показалось подозрительным, он сообщил в милицию… Все, конечно, открылось. Кленова даже не пыталась что–либо скрывать. Сама указала место обезглавленного трупа… Ее судили. И что удивительно: на суде вместо того, чтобы думать о защите — она ведь могла напирать на то, что муж унижал ее, довел, можно сказать, до состояния аффекта своим распутством, — Кленова влюбилась на процессе… И знаете, в кого? В прокурора, что выступал в суде в качестве государственного обвинителя!

— Ну и ну! — вырвалось у Баулина.

— Идет судебное заседание, а она кокетничает с ним, строит глазки. Пыталась даже передавать любовные записки.

— Кстати, мне она тоже сегодня передала любовное письмо, — криво улыбнулся Евгений Тимурович и смущенно почесал затылок.

— Одно? — усмехнулась Соловейчик. — Вы даже не представляете, сколько посланий, адресованных вам, мы перехватили у нее…

— Да что вы? — удивился Баулин.

— Более того, Кленова ревновала к вам больных нашего отделения. Женщины говорят, кое–кому даже угрожала пистолетом… Правда, мы обыскали палату, но никакого пистолета не нашли… Может, это игра их воображения или просто поклеп.

— Дай–то бог! А то, знаете ли… — покачал головой профессор.

— Знаем, конечно, — даже обиделась заведующая отделением. — За Кленовой теперь более внимательно присматривают санитары. Особенно после случая с Акбаровой.

— Врачом лечебной физкультуры?

— С ней. Кленова почему–то решила, что Акбарова ее соперница. Ну, тоже влюблена в вас… Дня два назад после занятий аэробикой Кленова вцепилась ей в волосы, еле оторвали.

— Такие страсти из–за меня, а вы молчали, — с едва заметной улыбкой сказал Евгений Тимурович.

— Вы же знаете, что больные с таким диагнозом часто влюбляются в докторов… Кленова выбрала вас. Я говорила уже, что мужа ее, капитана, звали Евгением. И к тому же, как выяснилось, у него такие же усики, как у вас.

— Но я не капитан, — буркнул Баулин. — Да и старше ее. — Он помолчал, вздохнул. — Так что же суд? Признал ее невменяемой и направил на принудительное лечение?

— В том–то и дело, что вынес обвинительный приговор. Хотя прокурор, которому Кленова строила глазки, просил назначить повторную судебно–психиатрическую экспертизу. И адвокат настаивал.