Преступный человек (сборник)
Шрифт:
3) Буржуазия и простой народ. Ни одна настоящая революция не была делом исключительно дворянства и духовенства, во всех наряду с высшими классами участвовали и низшие. Общественные движения, ограничивающиеся одним классом, никогда не удаются. Эти суть бунты, а не революции.
В нидерландской революции народ участвовал весьма заметным образом. В Турне в 1568–1570 годах герцог Альба казнил или изгнал 36 человек, среди которых было 18 ремесленников, 6 купцов, 3 дьякона, 3 солдата, 2 фермера, 1 трактирщик, 1 учитель, 2 дворянина и 1 адвокат.
В английской революции 1600 года главными вождями были рабочие и мелкие торговцы. Большинство полковников парламентской армии также были торговцы, портные, пивовары
Во Французской революции дворяне дали первый толчок, адвокаты, писатели и средние классы продолжали движение, а чернь, фанатики и искатели приключений закончили его (Калло д’Эрбуа – разорившийся актер, Эрбер – театральный кассир, Бильо-Варенн – актер).
Во главе восставших пролетариев никогда не встречалось ни одного рабочего или крестьянина; в 1789 году вожаками были адвокаты, писатели, врачи вроде Робеспьера, Сен-Жюста, Марата и прочих. Единственным крестьянином был Кателино – вождь вандейцев-роялистов, значит, революционер реакционный.
Но трехсоттысячная революционная толпа, которой эти вожаки распоряжались, состояла сплошь из подонков общества.
В неаполитанской революции, напротив того, масса оказалась реакционной и образованные классы пали жертвой восстания, которое подняли.
В самом деле, из 95 казненных за это восстание, по словам Конфорти, было:
В итальянской революции, также и в романьольской (в 1825 году), преобладала буржуазия, но к ней присоединились и дворянство, и духовенство, чем и был обусловлен ее успех.
В самом деле, из 1159 итальянских революционеров было:
А в романьольской было:
Сравнивая эти данные с теми, которые имеются относительно недавних революционных движений во Франции, мы сразу видим, что последние не удались, потому что были почти исключительно классовыми.
В Париже за время революции 1848 года было убито или арестовано 3 тысячи рабочих; за время Коммуны, по подсчету, сделанному коммунальным советом, погибло:
Маляры погибли все.
По другому подсчету, к числу коммунаров принадлежало:
Вожаки Коммуны – 81 человек – следующим образом распределялись по профессиям:
Из женщин-коммунарок состав таков:
За исключением вожаков, коммунары
Мы уже видели, что среди нигилистов преобладали дворяне и образованные люди. Тарновский замечает по этому поводу, что тогда как в Австрии в течение трех лет за преступления с пролитием крови было осуждено только 4 человека, принадлежавших к либеральным профессиям, в России за пять лет таковых было 165, и среди них 88 чиновников, 59 – духовных, адвокатов и врачей, 19 – писателей, студентов и живописцев. Автор, писавший в русском журнале, не осмелился осветить надлежащим образом это странное преобладание образованных людей в числе убийц, но ясно, что это были главным образом нигилисты. На 100 женщин, осужденных за политические преступления в России, приходится 25 образованных, 11,9 – грамотных, 7,4 – неграмотных, тогда как среди простых уголовных преступниц неграмотных приходится 92 %, грамотных – 6,9 %, получивших образование не выше среднего – 0,25 %. Однако ж в последнем политическом процессе из 21 обвиненного оказалось 7 рабочих и 2 крестьянина, что объясняется деятельной пропагандой студентов между ними.
Из вышенаписанного следует, что успех революции тем более обеспечен, чем более в ней участвуют все классы населения; что в настоящих революциях, особенно между вожаками, преобладают лица, принадлежащие к образованному слою общества, тогда как в бунтах участвует почти только один его класс, и притом самый низший. Поэтому-то бунты никогда и не удаются или удаются наполовину.
4) Профессии. Нужно иметь в виду влияние, которое имеют некоторые профессии на возникновение и ход революций.
Так, гладиаторы поддержали восстание Спартака; рабы, привыкшие к суровому труду, вынесли на себе бунт Сертория; преторианцы, привыкшие владеть оружием, играли судьбами империи точно так же, как стрельцы в России, солдаты алжирского бея и янычары в Константинополе, убившие пятерых султанов{100}. Надо заметить, что янычары, получая незначительное жалованье, пользовались монополиями некоторых ремесел (сапожного, например, кофейного и прочих), что сближало их с народом и давало влияние на последний. Кроме того, они пользовались поддержкой духовенства, дети которого зачастую служили в их среде.
В Коммуне, как и в буланжистском движении, участвовали, между прочим, военные.
«Храбрейшими из коммунаров, – пишет Беррон, – были солдаты-дезертиры, вступившие в их ряды. Почти все они были унтер-офицеры, издавна питавшие ненависть к офицерам.
Надо заметить, что при империи отношения между офицерами и унтер-офицерами армии были такие же, как между дворянами и недворянами при старом режиме.
Молодые люди, кончившие курс в Сен-Сире{101}, получали эполеты будучи двадцати лет от роду, а волонтеры, не обладавшие дипломом, хотя бы прекрасные практики и техники, ждали этих эполет по пятнадцати лет, да и то не всегда их получали. Среди сержантов можно было встретить совсем седых; дворяне и буржуа, окончившие курс в школах, всюду были им предпочитаемы.
Даже среди офицеров можно было различить две враждебные друг другу партии – благородных и выскочек, из коих только одни первые пропускались на высшие должности.
Неудивительно поэтому, что все оскорбленные и униженные бросились в ряды коммунаров, щедрой рукой раздававших галуны и султаны.
К числу искателей эполет следует еще прибавить авантюристов из разных стран Европы, преимущественно поляков (Домбровский, Врублевский, Околович и прочие), прирожденных солдат, принадлежащих к расе, издавна прославившейся храбростью и легкомыслием.