Претендент на престол
Шрифт:
– Кто из вас Чонкин? На выход!– и посторонился, уступая дорогу.
4
Подследственный Иван Чонкин сидел на табуретке у стены по правую руку от лейтенанта Филиппова, но на большом расстоянии от него, ближе к двери. Расстояние определялось инструкцией, предусматривавшей возможность нападения на следователя. Над белобрысойголовой лейтенанта висел портрет Сталина с девочкой на руках. Девочка всем своим видом выражала Сталину глубокую признательность за свое счастливое детство. На стене напротив висела цитата из речи Сталина, оформленная в виде красочного плаката:
"Мы
Если бы была закрашена не нижняя половина окна, а верхняя или вообще никакая, то Чонкин мог бы увидеть неширокую пыльную площадь и Нюру, стоящую посредине, раскручивая сумку в руке. Чонкин не может видеть Нюру, и Нюра не может видеть его. Его видит ворона, взлетевшая на верхушку полувысохшего тополя. Ворона сидит на ветке и равнодушно косит глаза на Чонкина. Ей все равно, на кого или на что смотреть - на корову, на Чонкина или на столб. Вот она всполошилась, захлопала крыльями, тяжело поднялась, исчезла за левым краем окна, но тут же вновь появилась и села на ту же ветку.
Глядя на ворону, Чонкин задумался. Это ж надо, думал он, сколько на свете всяких тварей. И вороны, и собаки, и индюки, и клопы, и люди, и гадюки, и рыбы, и всякие пауки. И каждая тварь для чего-то живет и чего-то хочет, а кто знает чего?
– Фамилия?
Чонкин вздрогнул и, оторвав взгляд от вороны, перевел его на лейтенанта, который, занеся над бумагой ручку, смотрел на Чонкина выжидательно.
– Чия?– спросил удивленно Чонкин.
– Ваша, - терпеливо объяснил лейтенант и обмакнул ручку в чернила.
– Наша?– еще больше удивился Чонкин. Он думал, может быть, самонадеянно, что его фамилия лейтенанту известна.
– Ваша, - повторил лейтенант.
– Чонкины мы, - скромно сказал Иван и посмотрел на лейтенанта с опаской - может, чего не так.
– Через "о" или через "ё"?
– Через "чи", - сказал Чонкин.
В кабинете лейтенанта была совсем веселая (не сравнить с камерой) обстановка. С треском топилась высокая круглая железная печь дореволюционного образца с надписью в виде эллипса: "Желъзодълательный заводъ Кайзерлау-терна". Волны тепла набегали на Чонкина, располагая ко сну, и вопросы лейтенанта казались лишними и даже, может быть, неуместными.
– Год рождения, образование, национальность, социальное происхождение...
– Чего?– переспросил Чонкин.
– Родители ваши кто?
– Так ведьлюди, - ответил он, не понимая сути вопроса.
– Я понимаю, что не коровы. Чем занимаются?
– В гробе лежат.
– То есть умерли?
Чонкин посмотрел на лейтенанта удивленно: что он, лук ел или так одурел?
– Неужто живые?– сказал он и сделал гримасу, выражающую крайнюю степень недоумения.
– Чонкин!– повысил голос лейтенант.– Перестаньте валять дурака и отвечайте на
– Вот тоже...– как бы ища поддержки, Чонкин оглянулся на печку, потом на портрет Сталина.– Кабы ты спросил, какие они, я бы тебе сказал мертвые. А ты спрашиваешь, чем занимаются...
– Не ты, а вы, - поправил лейтенант.
– Мы-ы?– переспросил Чонкин, вконец запутавшись.– Ты про кого спрашиваешь?
– Я говорю, Чонкин, что к следователю, тем более к старшему по званию, нужно обращаться на вы. Ты меня понял?
– Понял, - сказал Чонкин, впрочем, не очень уверенно.
– Ну ладно, - сказал лейтенант.– Это оставим. Перейдем к другому. Скажи мне, как ты очутился в деревне Красное?
– Как очутился?
– Нуда.
– В деревне Красное?
– Ну да, да, - повторил лейтенант несколько раздраженно.– Как ты очутился в деревне Красное?
– А то ты не знаешь.
– Чонкин!– Лейтенант стукнул по столу кулаком.
– А чо Чонкин, чо Чонкин, - стал сердиться подследственный.– Будто ты сам не знаешь, как солдат очучивается где-либо. Старшина послал.
– Какой старшина?
– Ха, какой.– Чонкин развел руками и опять посмотрел на печку, на Сталина, на девочку, как бы призывая их в свидетели непроходимой тупости лейтенанта. Не знает, какой еще может быть старшина.
– Ну этот же, - сказал он.– Ну как его... Ну Песков же.
– Значит, старшина Песков?– переспросил лейтенант, записывая. Проверим. А может, не было никакого старшины, а, Чонкин?– Филиппов хитро посмотрел на Чон-кина и подмигнул.– Может, ты сам сбежал? Может, ты так решил, пусть, мол, Родину защищают всякие дураки, а я умный, я лучше с бабой где-нибудь полежу. Может так было дело?
– Нет, - хмуро ответил Чонкин.– Не так.
– А с какой же ты тогда целью поселился у Беляшовой9
– У Беляшовой?
– Да, да, у Беляшовой. С какой целью ты у нее поселился?
– Так ведь с целью, чтоб жить с Нюркой, - объяснил Чонкин правдиво.
Лейтенант встал и ногой отодвинул стул к стене. Он не был доволен результатами допроса, который принимал дурацкое направление. Лейтенант нервничал. Он только утром вернулся из области, где подполковник Лужин всю ночь вынимал из него душу, въедливо выспрашивая все подробности и детали того случая, когда оперативный отряд под руководством Филиппова в полном составе был захвачен одним плохо вооруженным красноармейцем.
– Чудовищная история, - сказал Лужин.– Нет, я этого понять не могу. Тут что-то не то. Что-то ты от меня скрываешь. Может быть, ты сделал это намеренно, а?
– Зачем?– спросил Филиппов.
– Если бы я знал зачем, - вздохнул Лужин, - я бы тебя расстрелял. Я этого не делаю только потому, что не хочу привлекать к данному делу внимание. Да. Потому что с меня тогда тоже спросят. Так что пока иди, но помни: я могу передумать.
– А как же быть с Чонкиным?– спросил лейтенант.