Преторианец
Шрифт:
Врачи потребовали на несколько дней оставить Сциллу в больнице. Понаблюдать, говорили они. Сотрясение, несколько растяжений, царапины. Ей не помешает отдых, говорили они, она несколько истощена. С национальным достоянием, говорили они, следует обходиться очень бережно. Годвин решил, что они правы.
Едва уверившись, что она скоро будет как новенькая, он снова углубился в навязчивые мысли о Стефане Либермане. Он старался забыть о том, как привязался к этому человеку за последние несколько лет. Ему не хотелось верить, что Либерман — шпион. Однако
Так каким же образом Стефан Либерман мог проведать о «Преторианце»? Кто выдал ему эту тайну в 1941 году?
Годвин чуть голову не сломал, когда на ум ему пришла, наконец, Лили Фантазиа. Да, конечно, Лили: у нее может оказаться ключ к головоломке. Она тогда занималась Либерманом, опекала его. Она вводила его в светское общество военного Лондона, всюду появлялась с ним. Она могла что-нибудь подметить, в глубине ее памяти может скрываться ключ. Черт побери, ему необходимы новые доказательства, твердая уверенность, что он нашел того, кого искал… связи… И тогда он понял, что ему делать.
Она с радостью встретила Годвина, когда он под вечер заглянул в дом в Белгрейвии. Она обняла его, и потерлась щекой о его щеку, и налила шерри у столика под окном. Сухие колючие снежинки прорезали ранний сумрак. Снега недоставало даже, чтобы замести щели на мостовой, и все же это была первая примета зимы. В собственной гостиной Лили горел камин, и Годвин скинул свою полушинель на низкую кушетку.
— Как сегодня Сцилла? Я вчера завозила ей свежий букет, так у нее голова раскалывалась от боли…
— Сегодня лучше. Ребра еще побаливают. Проклятая люстра. Но слушай, Лили, я не за этим пришел.
— Роджер, у тебя странный вид. Где твоя обычная невозмутимость? Что-то случилось? Что с тобой?
— Ну, для начала я должен попросить тебя никому ничего не говорить об этой встрече. Ни о чем не спрашивай и, бога ради, никому не говори. Мне просто нужны ответы на несколько вопросов. Сделаешь? Мне нужна твоя помощь.
— Ну конечно, милый мой Роджер! Ты не в себе. Спрашивай о чем угодно. Ты же знаешь, как я провела молодость… Я — воплощение скромности.
— Мне нужно кое-что узнать о Стефане Либермане… Вообще-то все, что ты можешь рассказать. Например, как вы с ним познакомились?
— Ох, Роджер! — Она выпятила губки. — Ты совершенно уверен, что тебе стоит в это вникать? Может, лучше бросить?
Кажется, в ее взгляде была укоризна.
Но Годвин не был настроен разбираться в оттенках взглядов.
— Сорок первый год, осень. Помнишь,
— Ну какая тебе теперь разница? Стефан так радовался, что выжил, расслаблялся понемногу…
— Он всюду бывал, верно? Знакомился с людьми, никого не пропускал…
— Ну и что ты так взбудоражился? Тебе Сцилла сказала? Или, наоборот, отрицает? Тебя не так просто завести, и я желаю знать, кто это с тобой проделал.
— Что отрицает? Нет, Сцилла ничего не отрицает.
— Ну вот, сам видишь. Не стоит даже отрицать, все давно кончилось и лучше просто забыть…
— Лили, о чем это ты говоришь?
— О человеке, с которым Сцилла часто встречалась. Между прочим, Роджер, помнится мне, вы с Энн Коллистер были тогда почти неразлучны. Сцилла просто жила своей жизнью и…
— Нет-нет, Лили, к осени сорок первого с этим было покончено. Мы со Сциллой… Лили, о чем, черт возьми, ты толкуешь?
— Конечно, о Сцилле со Стефаном. И я пытаюсь втолковать тебе, что это был просто легкий флирт…
— У Сциллы с Либерманом? Ты хочешь сказать?..
— Ну конечно. Разве мы не об этом говорили? Ты же сказал, что Сцилла не отрицает… и зачем бы ей отрицать? Сколько лет прошло, и работа ее выматывала, и Макс очень плохо себя вел, что и неудивительно, но все равно ей было трудно, и почему бы ей было не завести роман с интересным мужчиной вроде Стефана Либермана? Роджер, что ты так ужасно смотришь? Не будь же ослом! Вы со Сциллой — самая счастливая пара, какую я знаю, и что такого, если дорога к счастью была не слишком гладкой? Так всегда бывает. Ну, встряхнись, не дури…
Годвин сглотнул.
— Ты права. Я понимаю все, что ты говоришь. Просто я не знал… Пока мы с Максом искали подвигов… пока Макса убивали, а меня простреливали насквозь… Я просто не знал, что Сцилла… что она…
— Ну и выбрось это из головы. Много воды утекло через мост или куда там у вас, англичан, утекает вода, словом, нечего плакать над пролитой водой…
— Над молоком. Плачут над пролитым молоком. Да, ты права.
— И Сцилла теперь совсем не та, какой была тогда. Послушай добрый совет, Роджер. В сердечных делах никогда не поминай прошлого тому, кого любишь. Подумай, как мучился бы Грир, если бы напоминал о моем прошлом. Ненадолго хватило бы его любви — а так мы счастливы, и любим друг друга, и прекрасно живем. И все это пропало бы, если бы он вздумал попрекать меня прошлым — все пошло бы порошком…
— Прахом, Лили. Все пошло бы прахом.
— И совершенно напрасно. Я сейчас не тот человек, каким была в юности. Сейчас я не стала бы делать того, что делала тогда. То же самое и с твоей женой. Она твоя жена, она тебя любит всеми силами сердца. Она родила тебе ребенка. Она уже не та беспокойная несчастная душа, какой была тогда, — так что забудь про Либермана, забудь его и береги жену. Ты любил ее, когда она была почти ребенком, и любишь теперь, когда она стала взрослой женщиной. Не требуй большего, Роджер. Ты понимаешь?