Преумножающий дары
Шрифт:
За спиной тишина, но не жду, когда она прервется чьим-либо признанием.
— Ее здесь нет, — отвечаю уже с нажимом. В сером оттенке ауры я проращиваю алый злости, уже с большей твердостью оборачиваюсь, пробегая безразличным взглядом по напуганным лицам, — я взаимодействовал с другим функционалом.
Возвращаюсь к Варду. Он продолжает испытывающе смотреть на меня.
— Что ж, я пытался тебе помочь, Алури, — говорит он, давая сигнал увести напуганных наложников. Когда шаги за моей спиной затихают, продолжает, — теперь исправлять свое положение будешь сам. До прихода Патрона восполни потерю потенциала и ликвидируй того несчастного, с которым
— А если я не сделаю этого?
— Сделаешь. И мне не важно, каким способом, — выносит мне приговор лекарь, оставляя одного в комнате.
Отчаяние накрывает ауру непроглядной чернотой. Но из этого мрака встает осознание — я убийца, тварь, чья жизнь определяется лишь ценой. А самая главная ценность — безжалостность и жестокость. Какое мне дело до жизни младших функционалов, когда я уничтожал и более сильных, не задумываясь.
— Отведите меня в покои наложников, — говорю функционалу, ждущего внизу.
Часть 12. Исправление ошибок
Башню покидать не приходится. Мы спускаемся ниже, переходя в зал, одна сторона которого ограждена. За дверью оказывается просторное и светлое помещение, уставленное мягкими сиденьями и ложами, устланным обилием ткани. По команде моего провожатого все кто там находятся встают. Нин выходит вперед в моем направлении, но я не обращаю на нее внимания, прохожу мимо. Открываю показатели всех присутствующих. Ищу самого сильного.
Вот она. Почти первый ранг. И потенциал не меньше семи уровней. Передо мной испуганная девушка со светлой кожей и золотистыми волосами. Внешность в отличие от многих более выражена, очень гармонична и привлекательна. Тело более развито, чем у той же Нин. Но, тем не менее, она хрупка и изящна.
— Не бойся, — говорю, видя нарастание в ней страха, — иди за мной.
Она не может ослушаться, потому я поворачиваюсь, идя к двери. Поравнявшись с Нин, отдаю ей ментальный сигнал уйти или заглушить свою ауру завтра. Большего я сделать не мог.
Я жесток. Но что-то во мне противится, не дает поступить должным образом. Что? Жалость? Страх?
Благодарность?
Еще ниже, в подвале башни есть изолированное помещение, как в катакомбах. Место, предназначенное для работы аннигилятора. Когда мы спускаемся вниз, я рад, что наложник находится под ментальным контролем. Место столь привычное для такого как я, вызвало бы страх у хрупкого существа. Подготовив все, что необходимо, выбрав легкий топор с длиной изогнутой рукоятью и ровным лезвием, все же отключаю ментальный контроль функционала.
Поняв, где находится, она вскрикивает, прижав ладони к лицу, закрыв ими себя от реальности.
— Нет, прошу, не надо, — ее мольба не тревожит меня, но заставляет проявить должное сочувствие.
— Успокойся, — беру ее за руки, отнимаю их от лица, прося смотреть на меня, — слушай внимательно: я полностью сохраню твои ресурсы, компенсирую потерю. Ты восстановишься и сможешь вернуться, — видя слезы в глазах, я все же продолжаю, — я проведу ликвидацию быстро, ты не почувствуешь ничего.
Тем не менее, ее начинает бить дрожь. Тогда, я обнимаю ее, прижимая к себе, наложник пытается высвободиться, боится. Я, не думая дальше, слегка ослабляю хватку, но тут же своими губами прижимаюсь к ее, полураскрытым. Тепло ее тела просачивается в мое, она замирает от неожиданности. Я же пользуюсь тем, что она успокоилась, погружаю функционала в слабый анабиоз, позволяющий телу быть подконтрольным мне, а восприятие
Глубоко вдохнув, я подавляю свое волнение, придаю твердость рукам и корпусу. Встаю крепко, чтобы не сместить намеченный удар. Топор замирает, поднятый в верхней точке и падает, завершая дугу, воткнувшись в дерево плахи, легко, без какого-либо сопротивления пройдя через плоть оболочки. Кровь, жизненная жидкость нейтрального тела, заливает пол у моих ног. Голова, теперь бездушный предмет откатилась в сторону. Я же внутренне рад тому, что ее укрывают волосы золотистые, а не темные, как у Нин.
Зафиксировав ликвидацию для отчета, я жду момента, когда тело распадается, не оставляя и следа. Затем, возвращаюсь в свой покой, желая только уединения.
Но, как бы не было тяжело испытание, я не прошел его до конца. Нужно было еще восполнить резерв. Со всеми потерями мне было необходимо почти два уровня. Где найти такое количество в закрытом пространстве форта, оставалось только гадать. Но у меня было два варианта. Один из них — участие в боях, но в них я не был уверен. Другой — виденное мной гнездо в нижнем уровне катакомб.
Именно последний вариант я рассматриваю как основной. Не дожидаясь ночи, я выхожу через ворота форта и спускаюсь к подножию холма, где находилась пещера. Отыскав ее только благодаря проникающему зрению, иду дорогой, что ранее вывела меня на поверхность. Гнездо создает зашумление при сканировании, поэтому я нахожу его не сразу.
Теперь, приближаясь к нему, понимаю, что сущностей там не так и много. Кладка их зародыше, заключенных в округлые капсулы, насчитывала не больше семи. Активные же, но еще не взрослые особи насчитывали в своем количестве пятерых. Они совершенно не боялись моего присутствия, легко отзывались на прикосновения. Взрослый же червь был в отдалении, возможно, искал слабые энергоростки для пропитания потомства. Я извлек копье, собираясь собрать их энергию для себя. Как принадлежащая красному спектру она бы усвоилась мной мгновенно. Но стоило мне приблизить его острие к ближайшей сущности, как оно, совершенно не осознавая опасности, начало проявлять ласку на легкое касание. Я застыл, созерцая этот контраст намерений — моего уничтожить жизнь и его — дарить радость всему, что окружает.
Я иду прочь от гнезда, поспешно, словно убегая от собственных мыслей. Тороплюсь, будто боюсь, что некая моя вторая суть догонит и заставит осознать, пожалеть о содеянном. Я бегу от себя самого. Гнездо так и оставлено нетронутым. Червь-родитель обнаружит там пять детских особей и семь не вылупившихся зародышей, всех невредимыми. Я оставил им немного своей энергии в корм. Теперь же припоминал все возможные слова диалекта параллели, отразивших бы мою сознательность.
Что-то после ликвидации неповинного функционала раскололо мое понимание, внесло сомнение. Так ли правильно я себя осознаю? И правильно ли поступаю, что иду на поводу обстоятельств? Почему не могу быть равнодушным, когда от меня этого и ждут? Почему не могу быть жестоким, когда это диктуют даже мои функции? Благодарность? Жалость? Что еще я о себе не знаю? Что еще способен испытывать бесчувственный по определению?