Превосходство

Крынов Макс

— Рад за нее, — сказал я коротко.

— Ну а ты там как? Нашел новых друзей? — спросила она немного рассеянно.

— Да, познакомился с другими курьерами.

— Это хорошо, — ответила она, словно по привычке. — Ты всегда был общительным.

Мы поговорили еще несколько минут о мелочах и планах на будущее. Про ее поиск более подходящей работы. Про мои планы поступления в университет в Норильске. Когда разговор подошел к концу, я почувствовал облегчение и легкую грусть от того, что наши разговоры стали такими формальными и отстраненными, после которых повторно звонить не хочется.

—

Ну ладно, береги себя, — сказала она напоследок.

— И ты тоже, мам. Пока.

Я положил трубку и на мгновение закрыл глаза, позволяя себе ощутить всю тяжесть того, что осталось невысказанным.

После звонка хотелось выйти и проветриться. Комната казалось мне тесной, воздух — спертым.

Разговор с матерью оставил странное чувство пустоты, будто я беседовал с роботом. Да, мама всегда отвечала на звонки, с готовностью помогала деньгами, но будто по инерции, по какой-то обязанности или по давно заключенному и опостылевшему договору. Причем о Карине она отзывалась с настоящей теплотой в голосе.

Я в очередной раз позавидовал сестре. Возможно, она не понимает этого, воспринимает как должное, но именно ее сейчас балуют материнской заботой.

Впрочем, и у меня в жизни хватает интересного. Полеты, драки, путешествия между мирами и две девушки, которые уже пару раз намекали, что надо бы повторить…

И все-таки, пока шел, в голову лезли надоедливые мысли. Может, нужно быть более честным и открытым с матерью? Возможно, стоит поговорить откровенно, рассказать о том, где я, рассказать, что я по-прежнему ее сын и хочу изменить отношения? Может быть, она тоже переживает что-то, о чем я не знаю?

Может, в качестве первого шага написать ей сообщение? Не слишком длинное, не слишком подробное, но искреннее.

Поколебавшись, я достал телефон и набрал текст. Если сначала хотел написать что-то типа «я в Красноярске и скучаю по вам», то неожиданно для себя самого начал набирать куда более глубокий текст, идущий от души. Слова лились сами, составляя зачастую несвязные, но точно искренние предложения.

'Мам, я долго думал, стоит ли писать это сообщение, и решил признаться, что многого не говорил.

Я не понимаю, что со мной происходит. Несколько месяцев подряд я будто отдаляюсь от всего, что раньше казалось мне важным и значимым. Я отдаляюсь от знакомых людей, от друзей, от родственников. У меня часто появляется желание написать тем или иным людям, но я думаю что все закончится сообщениями " — Как дела? — Нормально, а у тебя как?', и эти слова убьют весь интерес к диалогу.

В общем, я в Красноярске, и никуда не уезжал. Мне очень одиноко и не с кем поговорить. У меня появилось чувство, будто меня никто не понимает и по-настоящему не слышит. Мне не хватает наших разговоров и твоей поддержки. Хотя, если честно, мне не хватает любой поддержки. У меня куча одноклассников, масса приятелей, но тех, с кем я могу поговорить по душам, всего несколько человек. Достаточно одной руки чтобы сосчитать по пальцам всех, и ты — одна из этих людей.

Мам. Такое чувство, будто для меня все становится каким-то чужим. Можно сказать, что я теряю значимость для приятелей, для знакомых

и друзей, для всего окружающего. Я часто чувствую себя каким-то одиноким в каком-то моральном плане, хотя у меня есть девушка и есть, с кем пообщаться и в чьей компании посидеть под пиво.

Мама… В голове просто кошмар. Я хожу с каменным лицом среди таких же важных и серьезных людей, и не могу поговорить с ними по душам. После некоторых событий пропало доверие к людям. Я постоянно опасаюсь, что меня как-то используют или обманут. Мне не к кому повернуться спиной. И каждый раз, когда я остаюсь один, мне некому написать. Потому что мне уже восемнадцать, и моим друзьям тоже восемнадцать: мы уже во взрослом мире, где у каждого свои проблемы, и мне не хочется нагружать никого из друзей или знакомых еще и своими.

Пожалуйста, дай мне знать, если ты готова поговорить, как мама с сыном, а не как шапочно знакомые люди. Я очень надеюсь на это и для меня это очень важно. Я тебя правда люблю, очень сильно люблю, хоть ни разу не говорил, и надеюсь, ты поймешь, что я хотел сказать. Потому что я сам до конца не понимаю.'

Шмыгнув носом, я перечитал СМС. Вроде бы все написал, получилось проникновенно, но каково будет матери получить такое сообщение?

Наверное, она, как и отец, начнет беспокоиться.

А если нет? Что, если она ответит «поняла» или «такое бывает с каждым, если что, звони, я всегда рада поговорить», и на этом все закончится? Это ведь окончательно добьет наши отношения, даже такие куцые. Я тут душу выплеснул, и простое «поняла» будет плевком в душу.

Тыкнуть в кнопку отправки СМС я так и не решился. Минут пять сидел, сжигая себя вопросом — стоит ли, после чего закрыл сообщения и сел размышлять: как можно было сделать вылазку продуктивнее?

Ну, во-первых, нужно было посмотреть карту, сфотографировать и спросить у лейтенанта про дополнительные цели.

Во-вторых, недостаточная оснащенность. И если с псом я справился, хотя пули его не брали, то Слизень, пусть и был неповоротлив, оказался для меня неуязвим. Мне нужно оружие калибром мощнее автомата против будущих собак, и какое-нибудь оружие против твари типа Слизня. Хорошо бы найти что-нибудь и против гигантских воздухоплавающих змей, но на базе ничего подобного точно не найду. Тут артефакт какой-нибудь нужен.

Я залип в сеть, рассматривая разнообразное оружие, а потом покинул домик и дошел до секретаря майора.

— Здравствуйте. Могу я обратиться к вам по поводу дополнительного снаряжения?

Секретарь ответил, не задумываясь.

— Тебе лучше дойти до арсенала и обратиться к Степану Артуровичу. Если что-то будет в наличии, он выдаст. Если будет нужно что-нибудь особенное, и сумеешь его убедить, составит заявку, и уже с одной из следующих фур доставят.

Вот так я покинул кабинет секретаря и направился в сторону арсенала, искать Степана Артуровича.

Арсеналу были выделены три комнаты, двери в которые располагались за свежеустановленной решеткой. По ту сторону решетки стоял стол. За ним, заполняя бумаги, сидел коренастый мужчина с хитринкой во взгляде. Он поднял глаза от стопки бумаг и посмотрел на меня.