Превращение
Шрифт:
— Нет, я успевала сделать кое-что еще. Не думаю, что ты когда-нибудь замечал мое присутствие. Насколько я помню, ты никогда не отказывался ни от миндальных пирогов, ни от слов утешения. Всегда был таким гордым и неприступным в своем одиночестве, но ни разу не отказался выслушать слова восхищения. Ты даже не перебивал меня, если я ничего не путаю.
— Я всегда надеялся, что это твой дед послал тебя сказать мне, что он был не прав. Что я не самый невежественный из всех его учеников, которые у него когда-либо были. Кроме того… я рассчитывал, что ты унаследовала его дотошный взгляд, и увидишь то, чего он не пожелал разглядеть. — Я улыбнулся ей. —
— Ты обдумал его предложение?
— Конечно, я поразмыслил над ним. Хотел бы я верить, что во мне еще есть мелидда или, например, пять дней тренировок могут вернуть ее.
— Тебе понадобится несколько недель. Необходимо поработать…
Не было нужды выслушивать доводы Галадона еще раз. Она не понимает.
— Ты знаешь, что они делают во время этих Обрядов Балтара, Катрин?
— Сейонн…
— Они начинают с того, что запихивают тебя в каменный ящик, гроб, в котором воздуха едва хватает, чтобы дышать. Потом они помещают тебя под землю. Ты лежишь там в собственных нечистотах, полный ужаса, не способный пошевелиться. И думаешь, что они не оставят тебя здесь надолго. Ведь им нужен раб. Они просто хотят напугать тебя. Но проходит час… день… тебя начинает мучить жажда, ты ощущаешь, как на тебя давят стены. Ты используешь свою силу, чтобы отогнать страх, делаешь свет, пытаешься заставить тело не замечать жажды, не ломать пальцы, стараясь выбрать на свободу. Через некоторое время ты больше не можешь терпеть. Пока ты лежишь там, в темноте, подступает безумие, они начинают мучить тебя видениями…
Она зажала мой рот рукой, утихомиривая мою ярость, вызванную воспоминанием. Моя нареченная невеста и мой лучший друг загнали меня в этот гроб. Я знал это, я использовал малейшие капельки мелидды, чтобы отогнать воспоминание, перед которым погребение заживо было ничем. Три дня я молил богов о смерти, но этого не допустили мои мучители. Умерли только мое сердце и моя сила.
— Мы знаем, что они делают, — сказала Катрин. — Они считают, и ты тоже считаешь, что так они истощают твою мелидду, пока она совсем не исчезает. Они заставляют тебя использовать ее, и они сами используют боль и страх, чтобы не дать тебе прикоснуться к ней, пока она совсем не испарится. Но дедушка считает, что они разрушают не твою мелидду, а веру, которая привязывает твои чувства к силе. Сила остается. Твой разум и тело тоже остаются. Тебе надо просто заново связать их. Лучший способ — идти теми путями, которыми ты уже шел однажды, когда ты открыл себя для веры, был готов на все, чтобы доказать, что ты сможешь противостоять демонам.
Я покачал головой. Она верила в то, что говорила, но что могла знать эта девочка о настоящем отчаянии? Я не хотел разочаровать ее. Так же как я никогда не отказывался от сластей, которые она приносила мне в детстве, но у меня не было выбора.
— Больше нет веры. Я не знаю, где я могу найти ее.
— Ты можешь начать с занятий с дедушкой. Он всегда верил в тебя.
— Но он не сказал мне правды. — Галадон знал, что сделали Рис и Исанна. Он знал, что они откажутся помочь Александру. Вот почему он так настаивал на своем плане. Но он ничего не сказал мне о них. Она помедлила, прежде чем ответить.
— Вера в тебя не обязывает его рассказывать все, что он знает. Никогда не обязывала. Он поступает так, как, по его мнению, будет лучше.
— От этого еще сложнее, особенно когда все идет не так, как хочется.
— Тебе, наверное, странно
— Похоже, ты не сомневаешься, что я соглашусь.
— Если ты хочешь, чтобы дерзиец превратился в Воина с Двумя Душами, тебе лучше начать как можно скорее.
— Так твой дедушка поверил мне?
— Нет. Но он считается с тобой, к тому же очень обеспокоен. Времени почти не осталось. Королева объявит свое решение, как только принц придет в себя. Она отправит его обратно.
— Как я могу снова стать кем-то, когда моей мелидды не хватает, чтобы создать для себя свет? — произнес я, все еще смущенный тенями прошлого. — Тренировать меня — только зря тратить время. Лучше сразу с этим покончить, шагнуть с утеса и посмотреть, сколько продержит меня в воздухе моя вера.
Румянец схлынул с ее лица, черные глаза, расширенные от испуга, смотрели вниз, в долину.
— Вердон, помоги! Ты не должен…
— Нет, нет. Я не имел в виду ничего такого. Я бы никогда… Прости меня. — И о чем я только думаю? Она чистая, искренняя, невинная девочка… а не циник раб, все шутки которого носят погребальный характер. Я взял ее озябшие руки в свои.
— Я сидел здесь, сочась жалостью к самому себе, когда ты пришла и принесла в дар то, о чем я так страстно мечтаю. Хотел бы поверить, как веришь ты. Но только не подумай…
У меня еще осталось несколько дел, которые я должен завершить, прежде чем умру. Должен заставить кое-кого выслушать мою историю о келидцах и найти способ избавить этого надоедливого дерзийца от моего покровительства.
Катрин сжала зубы и вырвала свои руки из моих. На какой-то миг ее взгляд стал похожим на всепроникающий взор ее деда.
— Не смей обращаться со мной как с ребенком. Даже после долгих лет ты считаешь, что знаешь все. Ты все тот же семнадцатилетний самоуверенный нахал, который похлопывал меня по плечу и заявлял, будто я не в силах осмыслить его проблемы, пока немного не подрасту. Я подросла. Не исключено, что теперь могу кое-что объяснить и тебе. Скажи мне, мальчик, ты помнишь, как мой дед проверял твою память той ночью, когда вы были у нас? Он заставил тебя произнести все когда-либо выученные тобой стихи и заклинания.
Раздраженные ноты в ее голосе прогнали прочь мои угрызения совести.
— Возраст не изменил его характера, тогда как на мой годы сильно повлияли. Ты это хочешь сказать?
Она отмахнулась от моей попытки пошутить. Лицо ее пылало от гнева.
— Когда тебе было семь лет, ты создал кораблик, умеющий плавать по воздуху. Ты называл его твоим небесным кораблем. Это ты тоже помнишь?
Мороз прошел по всему моему телу:
— Конечно, я помню.
Она сунула руку в карман своего алого плаща и достала оттуда мастерски сделанный кораблик размером с ее ладошку.
— Он не плавал все эти годы, потому что только ты мог заставить его делать это. — Она подошла к краю утеса и столкнула кораблик с ладони. Он стал падать, крошечные алые паруса бодро захлопали на ветру. Потом легкий порыв ветра с вершины горы подхватил его, кораблик развернулся и начал описывать широкие круги над нашими головами.
— Три ночи назад он заставил тебя произнести слова. Этой игрушке не требуется веры, поскольку заклятие, которое движет ею, ты произнес в те времена, когда еще не знал сомнения. Это заклятие ребенка. Оно разбужено твоей мелиддой, Сейонн. Только твоей.