Превращенная в мужчину
Шрифт:
Она резко перебила его:
— Вовсе не «когда», Тэкс! Довольно уже этих глупостей. Ты никогда больше не заговоришь со мной об этом, пока я тебе не разрешу. Слышишь: никогда больше ни единого слова! Надеюсь, ясно? И ты меня вполне понял?
Он ничего не понимал. Совершенно оробевший, он поник головой и прошептал:
— Да, как хочешь, Гвендолин.
Она легко пошлепала его по руке, почти с нежностью:
— Вот так хорошо, мой мальчик. А теперь ты можешь идти.
Он тотчас же повиновался и встал.
—
— Но я же ей не представлен, — возразил он.
— Делай, что я говорю! — воскликнула она.
Он повиновался, взял трубку телефона, стоявшего на ночном столике, вызвал указанный номер. Ему ответил мужской голос. Дэргем спросил мисс Войланд.
— Что? — крикнул он. — Не здесь, говорите вы? Выехала?
Гвинни подскочила на кровати и вырвала у него из рук трубку.
— Здесь Гвинни Брискоу, — крикнула она возбужденно. — Эндри, мисс Войланд, съехала? Когда же? Где она?
— Благодарю вас. В «Plaza». Благодарю, очень благодарю!
Она выпустила трубку и повалилась на подушки. Ее снова охватила жгучая боль: она выгнулась, скрючилась.
Дэргем поудил в миске, нашел последний кусочек льда, всунул его ей в рот. Понемногу она успокоилась.
— Лучше тебе? — спрашивал он.
Она кивнула головой и искала что-то взглядом.
— Где твои цветы? Принеси их сюда!
Он сделал это, подал ей.
Она не взяла цветы.
— Орхидеи! — вздохнула она. — Я их не люблю. Любит ли Эндри? — Она продолжала громче: — Ты должен сейчас же поехать в «Plaza». Передай цветы для мисс Войланд.
— Но, Гвендолин, — протестовал он, — я ведь их для тебя…
Она тряхнула головой:
— Тэкс, Тэкс! И всегда ты должен противоречить! Разве не можешь ты когда-нибудь сделать немедленно, что тебе говорят?
Он собрался идти. Когда он уже был в дверях, она снова окликнула его:
— Позови сестру, здесь нет больше льда, — увы!
Она лежала тихо, как красивая кукла из раскрашенной слоновой кости. Медленно выползла левая рука из подушек, и большой палец очутился у красных губ.
Эти цветы Эндри Войланд и нашла в своей комнате, когда поздно вечером пришла в отель. После своего визита в Централ-Трест, она поехала в Коламбия-Серкль и хотела пройти в «Plaza» парком через 59-ю улицу. Почувствовав себя нервной и беспокойной, Эндри взяла такси и проехала в Эбби Инн. Там она отпустила автомобиль, зашла в кафе и выпила чаю. Хотела собраться с мыслями, все обдумать, но ее мысли разбегались, испарялись в тумане. Расплатившись, она пошла по шоссе назад в Нью-Йорк, надеясь по дороге взять такси. Но не нашла ни одного.
Ей пришлось идти пешком. Она устала. Непривычная
Ей стало обидно: более пяти лет она в этой стране и ни разу не имела собственного автомобиля.
Наконец какой-то автомобиль остановился. Изнутри слышались смех и шум.
— Возьмите меня с собой, — крикнула она.
— Куда? — спросил человек у руля.
— «Plaza», — ответила она.
— Хорошо, в «Plaza», — засмеялся он добродушно. — Всегда хорошо, если экипаж полон.
По-видимому, эта веселая компания ездила за город, где они могли и выпить. В автомобиле сидели три парня и четыре девушки — все пьяные. Она втиснулась среди них. Один, смеясь, взял ее к себе на колени, схватив прямо за тело. Все пели и мычали. Две женщины ругали друг друга, ссорились и сквернословили. А парень за рулем гнал, как сумасшедший.
Нечаянные толчки, от которых она-не могла уклониться, и вдобавок намеренные прикосновения, от которых она не могла защититься. Девушка, сидевшая рядом, охватила ее шею руками, бормоча:
— Поцелуй меня, Зизи!
А какой-то парень впереди, сидевший около шофера, начал икать, требовать, чтобы остановились. Его вырвало…
Ей стало невыносимо противно.
Где-то на Вашингтонских Холмах они остановились. Она вылезла, нашла наконец такси и поехала в отель. Там Эндри велела показать ее комнату, заказала ужин, выкупалась, надела кимоно и распаковала свои вещи. Немного поев, отослала ужин обратно. Открыв окно, она смотрела сквозь умирающий парк в ясную октябрьскую ночь. Когда стало немного холодно, она закрыла окно и упала в кресло.
Снова встала, нашла папиросы, закурила. Но папироса ей не нравилась, и она бросила ее.
Нет, сегодня ей это никак не удается — ни одной мысли не может она продумать. Если бы был хоть кто-нибудь, с кем можно было бы обо всем этом поговорить! Кто-нибудь, кто ее хорошо знает, кто мог бы подать ей реплику.
Но кто бы это мог быть? Она перебрала всех, кого знала в этом городе. Кого бы позвать?
Никого, никого не было!
Конечно, со своим кузеном Яном Олислягерсом она могла бы говорить. Но где он?
Она вынула его письма, которые сунула в сумку, прочла оба и затем порвала их резким жестом. Вскочила и возбужденно заходила взад и вперед по комнате.
Так что же? Она ведь уже целый год знала, что написано в последнем письме. Он получил известие из Германии, от бабушки, от его и ее бабушки.
Известие, что ее — ее, Эндри Войланд, — дочь помолвлена и вышла замуж. За одного бывшего морского офицера, за капитана фрегата, состоятельного и толкового сельского хозяина в Альгу, который возьмет теперь и замок, и имение Войланд и придаст им новый блеск.