Превратности любви

Вронская Наталия

Со своей стороны, видя полный крах своих семейных надежд и сознавая, быть может, собственные ошибки, Александр Андреевич полностью погрузился в дела, сожалея лишь о том, что ему пришлось выйти в отставку и нет на нем никакой государственной службы, к которой он имел рвение и способности. Все его силы, таким образом, были направлены на преобразование собственного имения и на умножение состояния.

Но все же, та покойная семейная жизнь, к которой он имел склонность, была ему недоступна. Простые семейные радости, любимая и любящая жена, дети, словом, все, что заложено было в нем природой, вся доброта и любовь его — всему этому не находилось места в его нынешнем положении.

В последнее время в доме Тургеневых дело обстояло следующим

образом: муж и жена теперь занимали разные половины дома. Она — на втором этаже, он — на первом. У каждого был свой круг знакомств, дома, которые посещались. Встречались они редко, как правило, только за обедом, да и то не каждый день. Хотя стол Тургеневы держали недурной, как и многие в Москве, но барыня предпочитала обедать в гостях, с радостью посещая знакомых, избегая даже мимолетного затворничества. Александр Андреевич дому своему никогда почти не изменял, предпочитая родные стены любым самым роскошным гостиным.

Так во многом не сходились эти люди, но удивительно было, что со стороны мало кто замечал эти поразительные разногласия. Им, порою, даже и говорить было не о чем. Между тем Лидия почитала себя несчастнейшей из женщин оттого, что муж ее был человеком не светским и не мог окружить ее тем блеском, который она желала бы иметь.

Одним словом, интересы мужа и жены были так несхожи, оттого оба они были так несчастны.

— Ах, друг мой, ну можно ли быть таким букой? — Лидия надула губы.

Это был тот редкий вечер, когда они вдруг оказались вместе.

— И как дурно приготовил повар! Вы разбаловали его. Вовсе не следите за прислугой.

— Повар — дело хозяйки дома. Ежели вам не нравится его манера, так и займитесь этим. Меня же все вполне устраивает.

— Вы всегда отличались непривередливым вкусом, — заметила Лидия. — Вероятно, сия черта полезна в каком-нибудь военном походе, но в жизни мирной…

— Да, это так. Впрочем, разве ваши вкусы более изысканны?

— Что вы имеете в виду? — насторожилась она.

— Ваше новое увлечение… Как его зовут? — Александр приподнял брови, но на жену не посмотрел.

— Что за глупости! — возмутилась она. — Кто вам насплетничал? И как недостойно повторять подобные глупости!

— Джузеппе Мараскино да Понте, как он себя называет, приезжий авантюрист… — с видом равнодушия сказал Тургенев.

— Князь да Понте!

— Авантюрист… Вся Москва знает о вашем увлечении. Стыдно и неловко выслушивать подобные намеки от знакомых.

— Выбирайте же себе знакомых среди людей светских, которые не позволяют себе чернить имя беззащитной и невинной женщины!

— Оставьте! Слышать о вашей невинности мне даже не смешно. — Александр посмотрел на жену.

Лидия вскочила:

— Как вы смеете!

Александр не отвечал.

— Я ухожу! — воскликнула она.

Муж ничем не выказал своего удивления. В бешенстве Лидия швырнула салфетку и выбежала из-за стола.

— Я не прощу вам этого! — в голосе Лидии звучали нотки негодования.

— Как угодно, — ответил он на ее бурный выпад.

— Ах! — с этим восклицанием Лидия захлопнула дверь.

Александр поднялся и подошел к окну. Эта ссора, хотя он и не подавал вида, задела его. Жену он не любил, но ее поведение, которое, бесспорно, выходило за рамки приличий, тревожило его. Мало ли в какую неприятность она могла попасть, идя на поводу собственных желаний? Ему было и жаль, и досадно, но теперь он вел себя и сам не лучшим образом. Однако, прояви он теперь интерес и заботу, не вообразила бы Лидия тотчас, что он желает завоевать ее расположение? А реши она, что имеет над ним власть, с ее характером она бы выдумала невесть что… Вздохнув после своих нерадостных мыслей, Тургенев вернулся к прерванным делам.

Санкт-Петербург, май — июль 1818 года

Венчание князя Пронского и Юлии Николаевны Загорской прошло по веками установившейся традиции. С шаферами, блестящими гостями,

приданым, новыми экипажами, визитами и прочим, что и полагалось в этом случае. Затем молодые отправились в деревню, в поместье, принадлежавшее князю, находившееся верстах в тридцати пяти от Петербурга. Собирались по обычаю долго. И в самом начале мая упряжка «на долгих» [1] отправилась в имение. Возглавляла процессию карета, запряженная четвернею цугом, в которой поместились Юлия Николаевна, теперь уже молодая княгиня Пронская, и ее сестра Софья Николаевна. Сам князь, молодой супруг, ехал в легком фаэтоне. Затем тянулась линейка с приближенной прислугой, камердинерами и камеристками, которую тащили шесть лошадей. Далее следовали брички и фуры, нагруженные всем, что может понадобиться в дороге. Везли припасы (жареную телятину и индейку, гусей и кур, пироги сладкие и с фаршем, разные напитки) и кухню, в бричке ехали дворовые и сенные девушки. Везли ковры, стулья, столы и кресла и даже кровать и войлочную «калмыцкую» палатку для удобства ночевки или обеда в пути, чтоб дамы и князь могли спокойно почивать и вкушать пищу, не опасаясь нежеланных знакомств, насекомых и прочих разных неудобств, что так часты на постоялых дворах. Через каждые восемь-десять верст делали остановку. Иногда прогуливались по лесу или по берегу реки. Ехали не торопясь, словом, жили в дороге так, как хотелось. Павел Петрович любезничал с обеими своими спутницами, отдавая предпочтение, конечно, своей молодой супруге. Юлия Николаевна млела от удовольствия, наслаждаясь своей первой поездкой в положении барыни и хозяйки. Она предвкушала, как войдет госпожой в княжеский дом, как займется приведением хозяйства по своему вкусу. Сестра, которую она попросту умолила ехать с собой, должна была стать свидетельницей этих ее побед. Юлии в тайне льстила мысль, что она — младшая — уже замужем и опередила свою старшую сестрицу. Она, замужняя дама, будет первенствовать теперь и за столом, и в гостях, и на празднествах перед сестрой, не то что раньше, когда она должна была уступать Софье. Теперь — Софья уступит ей. Но, впрочем, Юлия думала об этом так, про себя, не желая обижать сестру вслух. Да и мысли эти были скорее неосознанные, чем намеренные. Таким вот образом господа провели в пути около четырех дней и наконец прибыли в поместье.

1

То есть на своих лошадях, а не на почтовых, от этого путешествие было более протяженным по времени. ( Прим. авт.).

Усадьба князя Пронского имела давнюю историю. Еще императрица Екатерина пожаловала деду Павла Петровича эти земли. Тогда же, удалясь от дел, князь Иван занялся обустройством имения. Господский дом стоял на пригорке, окруженный с одной стороны цветущим садом, с другой — садом плодовым и оранжереей, с третьей — просторным парком с рядом аллей, с фасада выходил на высокий берег реки. Поэтому колонны усадьбы видны были издалека и составляли красоту поместья. Дома крестьян находились в отдалении от усадьбы, так же как и хозяйственные постройки, чтобы не смущать господ своим видом.

Дом был поделен на парадные, жилые и служебные помещения. Парадные покои, с большими окнами и паркетными полами, с обитыми шпалерами стенами и потолком, предназначенные для танцев и развлечений, располагались анфиладою, и в них гуляли страшные сквозняки, никакой тонкой печью невозможно было их согреть. Да и печей-то подходящих там устроено, по такому случаю, не было. Но зимой в имении никто не жил, а летом сквознякам были только рады. В жилых помещениях располагались спальни господ, гостиные, столовая зала. Тут же была и девичья, выходившая на заднее крыльцо, поближе к службам и кухне. Впрочем, кухня, устроенная в отдельном помещении во дворе усадебного дома, была сделана так, чтобы ничто не могло оскорбить привередливого взора.