Превратности судьбы
Шрифт:
На уик-энды в «Высокие заросли» приезжал Эдмунд. Я ждала его приездов, потому что это был еще один голос, звучащий в доме, еще одно лицо, на которое можно смотреть. Он всегда был вежлив со мной, мы иногда играли в шашки, или он учил меня играть в шахматы.
Но я отводила душу, лишь когда могла поговорить с Маршем. Это были самые счастливые мгновения. Однажды я сказала ему:
– Я хочу попросить мистера Грешема об одном одолжении, но сначала мне хочется узнать ваше мнение. Можно попросить у вас совета? Я была бы вам признательна.
– Конечно, мисс Люси. Что вы хотите спросить?
– Я видела доктора Чейна один или два раза, когда мы были с визитами у его
Марш изумился:
– Принимать роды? Господи! Моя дорогая… прошу прощения, мисс Люси, вы понимаете, что вы говорите?
– Да. Я с четырнадцати лет помогала мисс Протеро принимать роды, а когда она заболела, мне пришлось заниматься этим уже одной. Я умею принимать роды, честно! Я могу оказать первую помощь, промыть и зашить рану, например, или наложить шину на сломанный палец. Может быть, моя помощь и пригодилась бы.
Он чуть не рассмеялся.
– Вы продолжаете меня удивлять, мисс Люси. Но, умоляю, никогда не упоминайте о своей акушерской практике в светской беседе. Это совершенно ни к чему.
– Я не буду. Я прекрасно поняла, что не стоит рассказывать об этом, с того первого воскресенья, когда миссис Грешем сказала, что я не должна петь ту строчку, про чрево Пресвятой Девы, из «Те Deum». Это было после того, как вы рассказали мне про ножки рояля. Но мне казалось, что нет ничего неприличного в том, чтобы помогать доктору Чейну. В конце концов, и у дам рождаются дети.
– Совершенно верно. Но рождение детей не обсуждается и как бы не признается, мисс Люси, – его лицо оставалось беспристрастным, но глаза улыбались. – Многие дамы считают, что Создатель мог бы придумать менее вульгарную процедуру. Боюсь, я должен отговорить вас. Не стоит спрашивать разрешения у мистера и миссис Грешем, можно ли вам помогать доктору Чейну. Вам непременно откажут, а возможно, и выбранят за такое предложение.
Я очень расстроилась. Когда мне пришла в голову эта идея, у меня поднялось настроение. Теперь я еще больше пала духом. Марш пришел мне на помощь и сделал это очень дипломатично. Не говоря мне ни слова, он обратился к мистеру Грешему и сказал, что мое поведение и манеры не имеют того лоска, которым должна обладать английская барышня, прежде всего потому, что я получила воспитание не в Англии, а в миссии на Дальнем Востоке. Он предположил, что для репутации семьи и для всеобщего блага было бы разумно позволить ему заниматься со мной по часу ежедневно. Он смог бы обучить меня этикету и тем традициям, соблюдение которых общество требует от своих граждан.
Впервые я услышала об этом, когда мы пили кофе в гостиной после ужина. Марш подал кофе, и миссис Грешем спросила:
– Марш, что это за идея, о которой вы рассказали хозяину, насчет обучения мисс Люси правилам хорошего тона?
– Не больше, чем просто предложение, которое, я надеюсь, вам понравится, мадам. Я могу найти час, не нанося ущерба моим обязанностям, и, если вы пожелаете, я буду счастлив поделиться некоторыми советами с мисс Люси.
– Очень необычное предложение, – медленно сказала миссис Грешем, – однако Люси сама – необычная девушка, и мы бы хотели сделать для нее все, что возможно, особенно сейчас, когда Роберт Фолкон стал посещать нас. Что конкретно вы собираетесь делать?
– Я думал использовать для этих целей комнату для шитья сразу после обеда, мадам. Конечно, для обучения мисс Люси мне придется осмелиться взять на себя роль джентльмена, а иногда и дамы. – Марш был абсолютно серьезным,
Мистер Грешем сказал:
– Мне кажется, это отличная идея, Бекки.
Миссис Грешем посмотрела на меня.
– Что ты об этом думаешь, Люси?
Я посмотрела на Марша и заметила, как он, едва заметно, отрицательно покачал головой. Глядя в подол, чтобы не выдать своей радости, я сказала:
– Мне кажется… что я уже многому научилась. Мне не нужны занятия.
– Фу! – сказала Эмили. – Она до сих пор не может сесть в экипаж, чтобы не продемонстрировать своих конечностей, мама. А когда мы ездим с визитами, она улыбается слугам и говорит им «спасибо». Ты слышала, мама?
– Мы должны быть снисходительны к чужим ошибкам, дорогая Эмили, – ласково сказала миссис Грешем. – Я знаю, что Люси старается, но ей еще многому нужно научиться. А Марш в этом смысле будет отличным учителем. Я сама слишком занята. Очень хорошо, Марш. Решено. Ваше предложение одобрено. А сейчас можете идти.
– Хорошо, мадам.
Когда Марш вошел после обеда в комнату для шитья, я подошла к нему и обняла, чем совершенно его обескуражила.
– Мисс Люси! Ведите себя прилично!
– Да, я буду вести себя прилично! Я обещаю. Спасибо вам от всего сердца, Марш! Вы такой славный!
С этих пор тот час, что я проводила в обществе Марша, был самым счастливым временем за весь день. Я внимательно слушала, когда он объяснял правила этикета, озадачивавшие меня, и учил, как, например, помешивать чай или как подавать руку для рукопожатия, чтобы только пальцы оказались в чужой ладони. Когда он обучал меня какой-нибудь церемонии и для этого изображал даму или джентльмена, нам приходилось останавливаться, чтобы отдышаться от подступавшего смеха. Но я старалась учиться прилежно. Я знала, что, чем быстрее усваиваю все премудрости, тем больше у нас остается времени на искусство беседы. А это означало, что мы могли спокойно обсуждать с Маршем самые разные темы, получая при этом удовольствие. Он рассказывал мне о своей службе в Британской армии и с интересом слушал мои рассказы о Китае.
Я рассказала ему о мисс Протеро, докторе Ленгдоне, и мне иногда очень хотелось рассказать ему о Николасе Сэбине. И хотя я полностью доверяла Маршу, это была не моя тайна. Если мне суждено исполнить последнюю волю человека, за которого я вышла замуж при таких странных обстоятельствах, я ни с кем не должна говорить об этом, пока не увижусь с адвокатом.
В этом была проблема. Шесть месяцев, о которых просил Николас Сэбин, почти прошли, и я стала плохо спать по ночам, размышляя над тем, как мне удастся попасть в Лондон и встретиться с поверенным, не объяснившись сначала с мистером Грешемом. А это, я знала, будет неприятное объяснение. Мне хотелось поговорить с мистером Грешемом после того, как я сделаю то, о чем просил меня Николас Сэбин, иначе мистер Грешем может не разрешить мне встречаться с адвокатом.
У меня не было своих денег, и я не могла купить билет на поезд, значит, придется идти пешком. Если я выйду рано утром, в семь, и надену свои старые войлочные сапоги, которые привезла из Китая, то смогу пройти шестнадцать миль до полудня. Два часа я оставляла себе на встречу с адвокатом. Дома я буду часов в шесть или семь вечера. Но меня не будет в «Высоких зарослях» слишком долго. Мое отсутствие заметят. Когда же я задумалась над этим серьезно, то поняла, что, если даже одолжу денег у Марша на билет, все равно меня не будет слишком долго, чтобы этого не заметили.