Превыше всего
Шрифт:
— Они здесь, Мириам? Дети здесь?
— Не понимаю, что ты такое говоришь, дорогая?
Кэтрин побледнела, и казалось, вот-вот потеряет ее знание.
— Он увез их… — пролепетала она, с трудом сдерживая подступившие к горлу рыдания.
Мириам обняла ее за плечи и повела в гостиную. Кэтрин подчинилась. Она безучастно смотрела, как графиня закрывает двери и наливает бренди. Так же покорно она взяла бокал и поднесла его к губам. Приходить в себя она начала, только когда изрядный глоток крепкого напитка дал кашель и слезы на глазах. Мириам присела рядом и взяла ее холодные руки в свои, пытаясь согреть.
— Ну а теперь, дорогая, постарайся объяснить
За годы совместной жизни с четвертым графом Монкрифом Мириам научилась скрывать свои чувства за маской вежливости и ненавязчивого участия. Однако мысли ее были четкими. Фрэдди, которого она упустила на время из поля зрения, попытался изменить положение по своему усмотрению.
— Расскажи все с самого начала, дорогая, — мягко попросила графиня и подлила бренди в бокал Кэтрин.
У Кэтрин мелькнула мысль, что ее хотят напоить, чтобы узнать всю правду.
— Прямо не верится этому, — произнесла Мириам, когда Кэтрин окончила свой печальный рассказ. Бренди подействовало, и исповедь Кэтрин была не только откровенной, но весьма эмоциональной и яркой.
Она подробно рассказала о смерти Берты, о своей печали, а еще подробнее о разговоре с графом, объявившем ей войну. Ее состояние объяснялось не столько выпитым бренди, сколько смертельной усталостью. Она добралась до Лондона верхом на Монти, который не утратил своей выносливости даже после долгого пребывания в неподходящих условиях. Молодой лакей, принявший у нее поводья, не мог промолвить слова от удивления, когда увидел пропавшего графского любимца. Но еще более был ошарашен дворецкий, открывший дверь и неожиданно столкнувшийся лицом к лицу с женщиной с решительным взглядом.
— Не могу поверить… — повторила Мириам. Кэтрин не пыталась что-либо доказать. Она понимал только одно: Фрэдди Латтимор отнял у нее детей и ей не остается ничего другого, как только убить его. Выбор оружия — за ним.
— А ты уверена, что это сделал именно Фрэдди? — спросила Мириам. Она уже сообразила, что подтолкнуть сына на подобный поступок мог только рассказ Дункана. Ее старинному другу придется еще расплатиться с ней за свое предательство!
Кэтрин так резко кивнула головой, что собранные в пучок волосы волнами рассыпались по желтой обивке арабского дивана.
— Когда я вернулась домой, с детьми все было в порядке. Позже пришли жители деревни, чтобы помянуть Берту, и я уложила Джули и Робби в кроватки. Вечером тоже все было спокойно. Но утром, когда я проснулась, детей уже не было. Он говорил, что хочет забрать детей, но я не думала, что он может поступить так ужасно!
Она действительно не ожидала от Фрэдди такого поступка. Кэтрин предполагала возможность скандалов, словесных перепалок, попыток запугать ее. В крайнем случае она ожидала, что граф может обратиться в суд. Но похитить детей… У нее на это просто не хватило фантазии.
— Ты была в Мертонвуде?
Конечно, Кэтрин в первую очередь вспомнила об этом. Но там никто графа не видел. Майкл был на похоронах и ничего не знал. Он настолько был расстроен смертью Берты, что ни о чем другом не мог и думать. Кэтрин не сомневалась, что Джули и Робби похитил Фрэдди, и только надеялась, что он ничего худого им не сделает и они находятся в безопасности.
Мириам нахмурилась. Поступок, в котором Кэтрин обвиняла ее сына, совершенно не вязался с его характером. Он редко совершал необдуманные поступки. Так он мог поступить только под воздействием очень сильных чувств, которые лишили его здравого смысла. Конечно, Фрэдди не был слишком благоразумным, достаточно
Фрэдди сильно изменился за последний год. Он осунулся и стал выглядеть угрожающе хмурым, стал часто бранить слуг, чего не позволял себе раньше, всегда общаясь с ними холодно, но вежливо. Теперь граф Монкриф постоянно был чем-то недоволен и пребывал в скверном настроении. И вот он исчез, забрав с собой детей, несмотря на то что существование дочери еще совсем недавно его не интересовало, а известие о появлении на свет сына вызвало шок. Весьма странный и необычный поступок для такого человека…
Фридрих Аллен Латтимор, которого боялись и уважали сотни людей, глава огромной финансовой империи, пятый граф Монкриф, способный одним холодным взглядом поставить на место любого пэра Англии, начинал подумывать, что еще немного — и он сойдет с ума, отбивая атаки собственной двухгодовалой дочери.
На протяжении всего дня Джули не прекращала вопить во всю силу своих не таких уж слабеньких легких.
Пылающее ее личико сделалось пунцовым, губы побледнели, маленькое тельце дрожало от бессильной ярости, а глаза, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Все, до кого доносились эти вопли, разносившиеся не меньше чем мили на две от их кареты, невольно оглядывались по сторонам в поисках чудовища, мучающего ребенка. Захлебываясь в слезах, Джули, сжав кулачки, бросалась на него, и Фрэдди с удивлением отмечал, что удары ее порой были весьма чувствительны. А кроме этого, у нее на вооружении были весьма острые зубки, которыми она при малейшей возможности впивалась в первую попавшуюся ей часть тела графа. И теперь руки графа были обмотаны бинтами, спешно изготовленными из его шейного платка. Порой казалось, что Джули наслаждается его кровью, как другие дети сладостями. Сладости как раз и не произвели на эту маленькую разбойницу никакого впечатления. Она осталась равнодушна к мороженому, куклам, пони, блестящим монеткам и весело верещавшим свистулькам. Он уже убедился в этом, когда во время похорон пытался соблазнить ее игрушками, столь желанными для любой другой девчонки. Ни малейшего намека на успех! Она требовала лишь одного: маму.
Не помогли ни его строгие взгляды, ни сердитые окрики. Джули не обращала внимания на его бледное от злости лицо и сдвинутые брови — верный признак того, что терпение графа приближается к пределу. Не действовал на нее и его громкий голос, который, подобно грому, отдавался эхом о стены кареты. Джули, наверное, и не слышала его за собственными воплями. В ярости, раздраженный Фрэдди попытался было успокоить ее самым действенным способом. Он резко схватил хрупкую фигурку и зажал рот девочки ладонью. В итоге количество укусов на его руке увеличилось, а ситуация осталась прежней.
Его сын упорно молчал, и это беспокоило графа не меньше, чем крики его сестры. Уставшая Джули наконец согласилась немного перекусить, и Фрэдди подумал, что только для того, чтобы набраться сил для дальнейшей борьбы. Крошечный же Робби стоически отказывался от пищи в течение всего путешествия. Чертова кормилица, которую он специально нанял, не могла ничего поделать с младенцем. Фрэдди это окончательно вывело из себя, и он начал орать на эту идиотку. Его остановила только мысль о том, что этот крик также донесется до ушей невольных слушателей. Не показалось ли им, что мимо них везут вопящих от страха и злости зверей?