Превышение меры обороны

Сысоев Ерофим

Дорога до побережья представляла собой сплошной нелепый серпантин, так что когда я ввалился наконец в прибрежную Хопу, то тут же зарулил к берегу и выкупался, чтобы привести в порядок замороченную горами голову.

Отсюда до погранпункта было пятнадцать километров. Я поставил фургон задом к солнцу, настежь раскрыл двери и тщательно осмотрел груз насчет протечки, перевернув каждую из колонн на четверть, то есть на следующую грань. Это стоило мне немалых усилий, а в кузове добавилось пыли и бетонной крошки. Влага отчасти присутствовала – но вполне равномерно под обеими колоннами, не выдавая местонахождения Яры.

Мысль, откуда у меня

этот груз, всё еще не приходила, и я, раздражаясь, подумал, что навру на границе что-нибудь экспромтом.

Турки на погранпункте, к моему ужасу, полезли в кузов с каким-то электронным прибором. Говорил я только по-русски и вообще всячески изображал дурачка; прибор, однако, оказался простым металлоискателем, и результаты контроля вполне удовлетворили пограничников. А в двадцати метрах меня уже поджидали грузины.

Но и здесь всё уладилось практически без моего участия. Пограничников на контрольном пункте дежурило пятеро. Все они были как-то по-особенному возбуждены. Откуда мне было знать, что где-то сейчас рвутся бомбы и регулярные войска участвуют в самых что ни на есть реальных боевых действиях? Пограничникам было просто не до меня. «Что за бетон?» – пнул ботинком колонну один из них. «Надо... – убедительно ответил я. – Мельницу буду строить. Водяную...» «Ближе не было, что ли, бетона для мельницы?» – Пограничник брезгливо пнул вторую колонну. «Пропустите, генацвале... – заныл я. – Батум хочу увидеть. Никогда не был в Батуме».

Тут у одного из них затрещала рация. «Проезжайте», буркнул он и щелкнул мне в паспорт штемпель.

О Грузии у меня не много воспоминаний. Батуми я проскочил не глядя, наволновавшись на границе и спеша унести оттуда ноги. Пару раз по пути меня останавливали и даже осматривали бетон – но всё это было формально, без интереса ко мне, к моему маршруту, а значит не угрожало мне ничем, кроме задержания для выяснения личности. С документами же у меня всё было в порядке – пока, по крайней мере. Пока меня не объявили в розыск.

В одной грузинской деревушке я сменял свой фургон на небольшой грузовичок – просто чтобы не раздражать власти кипрскими номерами. Мы съездили в соседний городок и оформили покупку по всем правилам. В автоинспекции я по скорому тарифу получил новые номера; бетон мы, кряхтя, перегрузили ко мне в кузов.

Границу с Россией я проскочил наутро... и теперь уже приближаюсь к Курску. Грузовичок оказался крепкий, катится себе вперед – и бензина жрет не так уж много. В общем, всё ладится: бог уж с ним, с этим Гудвином, но Яру я хочу похоронить нормально, на родине. Есть у меня дружок на Северном кладбище, подберет ей удобное местечко.

В полсотне километров не доезжая Курска вовсю зарядил дождь. Я уселся в кабинке удобнее, запустил дворники, включил негромкую музыку. Очень люблю дождь. Если ты в помещении, так и вообще замечательно. Ползут по стеклу капли, и возникает ощущение уютности существования, некой защищенности, пусть даже и мнимой, ощущение как будто замедления времени, когда чувствуешь, что вот-вот подступит мягкая, незлая скука.

Подвижный пост ДПС оказался сразу за поворотом. Гаишники были в желтых блестящих накидках, строгие и важные. Я с полусна за рулем слегка мигал и глуповато улыбался. Немного текло за шиворот. Сержантик ушел к своей машине с моими бумагами, но очень

скоро вернулся, причем как будто расстроенный, со странным лицом. Они перемигнулись со старлеем, начальником патруля, и я понял, что сейчас меня будут крутить на бабки.

– Что за груз? – строго буркнул начальник. – Где документы на бетонные конструкции?

– Да ладно вам, мужики... – радушно проговорил я. – Бетон как бетон. Ну, стройка у меня на даче... Вот сейчас я... – И я полез в задний карман брюк за таможенной квитанцией.

У живота полицейского вдруг вспыхнуло желтеньким – и в печень мне реально что-то ударило. В тот же миг нездешняя сила рванула сзади за почки. А потом грохнуло: та-та-та!

«Убили, суки...» – шевельнулось у меня в голове. Надо мною мрачно серело низкое небо, по щекам ползли капли, спиной и задом я чувствовал мелкую щебенку обочины, справа у пояса намокала теплым моя турецкая курточка. И наплывало лицо Завулона, закрывая небо, светились неоновым светом волосы Яры, и била тяжелая морская волна в борт суденышка, держащего путь в Анталию...

***

Здравия желаю, здесь старший лейтенант Салфеткин, дорожно-патрульная служба. Я тут в общем-то не при чем, в этой истории, это сержант пальнул в Илтиса, я и мигнуть ему не успел. По делу завели служебное расследование, и сержанту пришлось бы туго, если б Илтис не был в розыске и если б не эти записки, которые с наглядностью нам доказывают, какие еще всё-таки встречаются граждане с преступными наклонностями, прямо-таки злодеи, как мы их между себя называем. Фургон, конечно, мы тут же обшмонали, про деньги Илтиса распространяться не буду, не было у него никаких денег, вызвали следственную группу, а потом наш капитан велел мне набить на компе эти записки покойного гр. Илтиса, чтобы приобщить к делу, так сказать, в цифровом виде, дигитально то есть, а не только в форме каких-то блокнотиков. При пострадавшем был еще диктофон, так что остаток, что был на пленке, я тоже сюда приписал. Ну и подправил, конечно, а то на пленке ни запятых, ни точек, понятное дело. И про небо, и всё такое, про последние мысли Илтиса – это всё мое творчество, это я просто списал из начала истории. Не думал никогда, что заделаюсь литератором, а так по русскому у меня в школе были одни четверки.

В общем, тумбы эти бетонные вскрыли, тело потерпевшей гражданки вместе с телом Илтиса отправили после вскрытия по месту последнего жительства для захоронения, на так называемого Завулона, он же Виталий Теньков, пошел по спецканалу дополнительный материал – лет пять ему, очевидно, припаяют за цинизм и дерзость. А капитан наш решил выслужиться, согласовал всё с начальником райотдела и отправил рапорт на Интерпол, так что теперь на Кипре и грека этого, трагически пострадавшего от Илтиса, и потерпевшую от грека гражданку можно из висяков списывать и дела их закрывать, слава труду! Кстати и противоправный счет гр.Раевского по месту жительства заморожен, а денежки реквизированы в пользу казначейства.

Вот так бывает, когда граждане, вместо того чтоб увеличивать сознательность, превышают меру необходимой обороны, а потом пытаются замести следы своих противоправных действий. По волку, как говорится, и шапка.

С уважением, ст.л-т ДПС В.Салфеткин