Прежде, чем их повесят
Шрифт:
— Говорят, заблудившийся в пустыне принимает воду у того, кто ее предложил. Я согласен заключить договор. Как только освободите храм, мы начнем рыть ваши ямы, таскать ваши камни и носить ваше оружие. Это лучше, чем ничего. Возможно, вы правы — возможно, вместе нам и правда удастся одолеть гурков. Чудеса все-таки случаются.
— Я тоже о таком слышал. — Глокта оперся на трость и с мучительным стоном поднялся на ноги; рубашка противно облепила вспотевшую спину. — Да, слышал.
«Но никогда не видел».
Глокта
«Эти же покои занимал мой прославленный предшественник, наставник Давуст… Просторные комнаты. И обставлены прекрасно. Наверное, до того, как туземцев вышвырнули в пыль Нижнего города, здесь жил дагосканский князь. Или хитроумный визирь. Или смуглая наложница. Чудесное место. Куда лучше моей жалкой тесной норы в Агрионте. Плохо лишь то, что в этом уютном уголке бесследно исчезают наставники инвизиции…»
Из северных окон, расположенных со стороны отвесной скалы, открывался вид на море, из других — на раскаленный солнцем город. На всех окнах были установлены тяжелые ставни. От внешней стены вниз сбегал голый каменный склон — к острым скалам и бушующей соленой воде. Обитая железом дверь в шесть пальцев толщиной запиралась на тяжелый замок и четыре мощных засова.
«Давуст явно заботился о своей безопасности, и, похоже, не зря. Как же сюда пробрались убийцы? И куда дели тело? — Его губы сами собой изогнулись в улыбке. — Интересно, как избавятся от моего? А число врагов у меня растет: высокомерный насмешник Вюрмс, педант Виссбрук; торговцы, на чью прибыль я покушаюсь; прислуживавший Харкеру и Давусту практик; туземцы, ненавидящие всех, кто носит черное; ну и мои старые недруги гурки. А тут того и гляди сам его преосвященство решит от меня избавиться, разгневавшись, что дела продвигаются недостаточно быстро. Пришлют ли кого-нибудь в Дагоску разыскивать мой изувеченный труп?»
— Наставник…
Разомкнув веки, Глокта с трудом приподнял голову. Черт, больно! За последние дни он так набегался, что все кости и мышцы буквально горели. Шея при каждом движении щелкала, точно сухая ветка; спина напоминала вазу: такая же твердая и хрупкая; нога то ныла, то, онемев, дрожала.
В дверях, склонив голову, стояла Шикель. От порезов и синяков на ее смуглом лице не осталось даже следа — и не догадаешься, какие суровые испытания довелось пережить бедной девочке в темницах инквизиции. Шикель никогда не смотрела Глокте в глаза — всегда в пол.
«Одни раны время рано или поздно исцеляет, другие не заживают никогда. Мне ли не знать!»
— В чем дело, Шикель?
— Магистр Эйдер приглашает вас на ужин.
— Неужели?
Девочка кивнула.
— Передай, что почту за честь.
Все так же, не поднимая головы, Шикель вышла из комнаты. Глокта проводил ее взглядом и снова откинулся на подушки.
«Если я завтра исчезну, то, по крайней мере, одного несчастного спасу. Может, не так уж никчемна была моя жизнь. Занд дан Глокта — защитник слабых и беспомощных… Никогда ведь не поздно стать… хорошим человеком?»
— Прошу
Крепко привязанный к стулу, убежать пленник не мог.
«Зато как бегают глаза!»
Взгляд его лихорадочно метался взад-вперед по инструментам Глокты, мерцающим в ярком свете лампы на щербатом столе.
«О да! Ты-то лучше остальных понимаешь их назначение. Обычно знание — лучшее лекарство от страха. Но не здесь. Не сейчас».
— Мне ничего не известно!
— О том, что тебе известно, судить мне. — Глокта стер с лица пот: в помещении было жарко, как в кузнице, да еще в жаровне тлели угли. — Если что-то воняет ложью, да еще выглядит, как ложь, то, скорее всего, это и есть ложь. Верно?
— Прошу вас! Мы на одной стороне!
«Вот как? Неужели?»
— Я сказал вам правду!
— Возможно. Но не так много, как мне хотелось бы.
— Пожалуйста! Тут все друзья!
— Друзья? По моему опыту друг — это просто знакомый, который рано или поздно тебя предаст. Ты из таких, Харкер?
— Нет!
Глокта нахмурился.
— Значит, ты наш враг?
— Что? Нет! Я… я… я лишь хотел выяснить, что произошло! Вот и все! Я не собирался… Прошу вас!
«Прошу, прошу, прошу… Как же я устал это слушать!»
— Вы должны мне верить!
— Единственное, что я должен, — это слушать ответы.
— Так умоляю, наставник, спрашивайте! Дайте мне шанс, я хочу сотрудничать!
«Хм… Значит, теория о жесткой руке тебе уже не по нраву?»
— Задавайте вопросы, я постараюсь ответить как можно подробнее!
— Хорошо. — Глокта взгромоздился на край стола рядом со связанным узником и взглянул на него сверху вниз. — Прекрасно.
Руки и лицо Харкера покрывал густой загар, остальное тело было бледным, как у слизняка, если не считать темные островки густых волос.
«Да уж, неаппетитное зрелище. Впрочем, бывает и хуже».
— Ответь мне, Харкер, зачем мужчине соски?
Инквизитор растерянно хлопнул глазами. Сглотнул слюну. Взглянул на Инея, но помощи от того ждать явно не стоило. Альбинос уставился в ответ немигающим взглядом, глаза его напоминали два холодных драгоценных розовых камня, по белой коже вокруг маски катился пот.
— Я… Я, кажется, не совсем вас понимаю, наставник.
— Разве вопрос такой сложный? Мужские, Харкер, соски. Для чего они нужны? Никогда не задумывался?
— Э-э… я…
Глокта вздохнул.
— Они ведь постоянно болят: мокрая одежда их натирает, в жару они сохнут… Некоторые женщины в постели — непонятно почему — любят, когда с их сосками играют. А мужчин прикосновение к соскам раздражает.
Он потянулся к столу и медленно сжал рукоять щипцов; Харкер расширенными глазами следил за каждым его движением. Подняв орудие пытки повыше, Глокта изучил сверкающий на свету остро заточенный металл и задумчиво произнес:
— Для мужчины соски — источник неприятностей. Тебе это известно? Я вот по своим совсем не скучаю. Шрамы, правда, уродливые.