Прежде чем их повесят
Шрифт:
— С ними покончено! — заорал Трясучка. Его лицо под длинными волосами было забрызгано кровью. — Мы их сделали!
Карлы издали ликующий вопль, потрясая оружием. По крайней мере, большая их часть. Пара человек лежала неподвижно, еще несколько раненых стонали сквозь стиснутые зубы. Ищейка подумал, что они вряд ли счастливы. Тридуба тоже не собирался радоваться.
— Заткнитесь, вы, идиоты! Этих мы сделали, но придут другие, еще больше. С плоскоголовыми всегда так — неизбежно приходят новые. Уберите трупы с дороги!
Ищейка уже хромал обратно к дымящему костру. Катиль лежала там, где он ее оставил, она дышала быстро и неглубоко, прижимая руку к ребрам рядом с торчащим древком. Ищейка подошел, она посмотрела на него широко раскрытыми влажными глазами, но ничего не сказала. Он тоже молчал. Что тут скажешь? Он взял нож, разрезал ее окровавленную рубашку от стрелы вниз до подола и отвернул ткань, чтобы разглядеть древко. Оно застряло между двумя ребрами с правой стороны, как раз под грудью. Не самое лучшее место для стрелы, если лучшие места вообще бывают.
— Как там? — промямлила она, стуча зубами. Ее лицо побелело как снег, глаза лихорадочно блестели. — Ничего?
— Ничего, — ответил он, вытирая большим пальцем грязь с ее мокрой щеки. — Только не дергайся, ладно? Сейчас все уладим.
Он говорил это и думал: гребаный ты врун, Ищейка, гребаный ты трус. У нее же стрела между ребер!
Тридуба присел рядом с ними на корточки.
— Должна выйти, — сказал он, озабоченно хмурясь. — Давай, я буду ее держать, а ты тяни.
— Чего?
— Что он говорит? — прошептала Катиль. На ее зубах была кровь. — Что он…
Ищейка взялся обеими руками за древко, а Тридуба ухватил ее за запястья.
— Что вы…
Ищейка потянул, но стрела не вышла. Он потянул еще, и из раны вокруг древка выступила кровь, заструившись двумя темными полосками по ее бледному боку. Он снова потянул, и Катиль забилась, заколотила ногами о землю, завопила так, словно ее убивали. Он тянул, а стрела все не хотела выходить — она не продвинулась даже на палец.
— Тащи! — прошипел Тридуба.
— Не выходит, мать твою! — заорал Ищейка ему в лицо.
— Ну ладно! Ладно.
Ищейка отпустил стрелу, и Катиль закашлялась и захрипела, вздрагивая всем телом и хватая ртом воздух; из ее рта сочилась розовая слюна.
Тридуба потер подбородок, размазывая по лицу кровавое пятно.
— Если ты не можешь ее вытащить, придется ее протолкнуть.
— Что?!
— Что… он говорит? — прохрипела Катиль, стуча зубами. Ищейка сглотнул.
— Нам придется протолкнуть стрелу насквозь.
— Нет, — пробормотала она, округлив глаза. — Нет!
— Ничего не поделаешь.
Катиль всхлипнула, когда Ищейка снова взялся за древко, переломил его посередине и сложил ладони над обломанным концом.
— Нет, — пролепетала она.
— Давай, держись, девочка, — буркнул Тридуба на союзном наречии
— Нет…
Ищейка стиснул зубы и с силой надавил на обломанное древко. Катиль дернулась и выдохнула, потом ее глаза закатились, и она потеряла сознание. Ищейка перевернул ее тело, безвольное как тряпка, и увидел наконечник стрелы — он торчал из спины Катиль.
— Отлично, — пробормотал он, — отлично. Вышла.
Он ухватился за стрелу сразу под наконечником, осторожно повернул и вытащил наружу. Вместе со стрелой вытекла струйка крови, но не слишком много.
— Хорошо, — сказал Тридуба. — Похоже, легкое не задето. Ищейка закусил губу.
— Да, хорошо.
Он схватил рулон бинта, прижал его к кровоточащей ране в спине Катиль и принялся обматывать поперек груди девушки.
Тридуба приподнимал ее, когда надо было пропустить бинт под телом.
— Хорошо, хорошо…
Он повторял это снова и снова, как можно быстрее наматывая бинт окоченевшими неуклюжими пальцами, пока не забинтовал Катиль так крепко, как только можно. Его руки были в крови, повязка в крови, живот и спину Катиль покрывали розовые отпечатки его пальцев, потеки темной грязи и темной крови. Ищейка снова натянул на нее рубашку и осторожно перевернул на спину. Он дотронулся до ее лица — теплое. Глаза закрыты, грудь тихо вздымалась, дыхание легким облачком курилось около рта.
— Надо достать одеяло.
Он встал, подошел к своему мешку и нашел одеяло, разбросав все барахло вокруг костра. Потом встряхнул одеяло и накрыл Катиль.
— Вот, так-то теплее, верно? Давай, погрейся. — Он подоткнул одеяло, перекрывая доступ холоду. Натянул край на ноги Катиль. — Погрейся…
— Ищейка…
Тридуба наклонился над ней, прислушиваясь к дыханию. Он выпрямился и медленно покачал головой.
— Она умерла.
— Что?..
В воздухе кружились белые крупинки. Снова пошел снег.
— Где же Поулдер, черт возьми? — раздраженно ворчал маршал Берр. Он глядел вниз, в долину, нетерпеливо сжимая и разжимая кулаки. — Я приказал ему ждать, пока Бетод не вступит в битву, а не пока он нас разобьет, черт подери!
Вест не мог найти никакого ответа. Действительно, где же Поулдер? Снег становился гуще, снежинки мягкими кругами опускались на землю, закрывая поле битвы серой завесой и придавая всему ощущение нереальности. Все звуки доносились как будто из невозможного далека, приглушенные и гулкие. Курьеры сновали за линией фронта взад и вперед — черные точки, быстро двигавшиеся по белой земле, — доставляя депеши с отчаянными требованиями пополнения. Раненых становилось все больше: их, стонущих и задыхающихся, приносили на носилках, привозили в повозках или они брели сами, молчаливые и окровавленные, по дороге внизу, под штабом Берра.