Президент Каменного острова
Шрифт:
Я сидел на подоконнике и дразнил Деда. Показывал ему фигу. Фигу Дед терпеть не мог. Как только ему показывали кукиш, ом начинал громко лаять. Я так и не знаю, за что Дед фигу невзлюбил. Кукиш я ему показывал от нечего делать. Лодки у нас нет, а без лодки какая рыбалка? С берега? Неинтересно. С берега мелочь берет. Окунишки и плотва. Крупная рыба на глубине.
— На кого Дед лает? — спросила Аленка, выпрямляясь.
— Лает, — ответил я.
— Принеси воды.
— Пол чистый, — сказал я.
Мне не хотелось на такой жаре тащиться к озеру за водой. Деду кукиш показывать куда приятнее.
— Я кому сказала?
Сейчас Аленка рассердится. Она стояла передо мной и держала в руках тряпку. Волосы взлохмачены, на щеке пятно. С тряпки на пол капает грязная вода.
— Что за привычка чистые полы мыть? — сказал я.
— Я с самого утра не разгибаю спину, а он… — Аленка сделала шаг ко мне.
— Никому твоя чистота не нужна.
— Ты пойдешь за водой?
— Где я ее возьму? Я уже все озеро вычерпал — ни капли не осталось.
Я едва успел спрыгнуть с подоконника: над моей головой прошелестела тряпка. Она упала на тропинку. Дед навострил уши, нехотя поднялся и отправился обнюхивать тряпку. Немного погодя из окна вслед за тряпкою вылетело жестяное ведро. Оно с грохотом покатилось по траве. Когда Аленка моет полы, она злая как ведьма. Это я заметил давно. Все, кто моют полы, почему-то всегда злые. Мой сосед Севка в субботу вообще уходит из дому на весь день, И его отец где-нибудь задерживается. В субботу их мать моет полы.
Я поднял ведро и пошел за водой. Уж раз спрыгнул с подоконника, почему бы и не сходить? Тем более что Аленку я уже разозлил. Кипит, как чайник.
Закончив уборку, Аленка подобрела. Она выкупалась, позагорала на песчаном берегу. С полчаса. Кожа у Аленки белая и быстро на солнце краснеет. Сестра всегда боится сгореть. А мне хоть бы что, ко мне загар хорошо пристает. И если раз-другой слезет кожа — не беда. Снова загорю.
Аленка надела на купальник сарафан и подошла ко мне. Я лежал на песке и большим пальцем ноги выковыривал ямку.
— Давай заблудимся? — сказала Аленка.
— Заблудимся? — удивился я.
— Вернемся и Ленинград — будет о чем рассказывать… Заблудимся в лесу, а нас потом найдут.
— А если не найдут?
— Люди в океане терпят кораблекрушение — и их всегда находят, А что такое человек в океане?
— Капля в море, — подсказал я.
— В наш век окончательно заблудиться невозможно. Обязательно найдут… Вертолеты и все такое.
— Вертолеты — это хорошо, — сказал я. — Нам спустят веревочную лестницу, и мы поднимемся в кабину, а потом полетим… Я еще не летал на вертолетах.
— Ты не струсишь ночью в лесу?
— Ночью? — спросил я.
— Нас будут разыскивать завтра, — сказала Алемка. — Одну ночь придется провести в лесу. Знаешь как здорово? Мы будем спать на деревьях.
— Давай оставим дома записку, что мы заблудились, — нас сразу же будут искать, — предложил я. — Отец вернется из деревни часа через два.
— Остряк, — сказала Аленка.
Мне понравилась Аленкина идея. Я представил, как ребята из нашего дома рты разинут, когда я им расскажу, как мы с Аленкой заблудились и нас двадцать два вертолета разыскивали три дня. Нет, лучше неделю разыскивали. Мы
— Заблудимся? — спросила Аленка.
— Ты как хочешь, — сказал я. — До вечера я согласен заблуждаться, а на ночь пойду домой… Боюсь, что на дереве я не засну.
— Возьми матрас, — сказала Аленка. — И подушку.
— А кто понесет?
— С тобой лучше не связываться, — сказала Аленка.
— Вертолеты будут? — спросил я.
— Конечно, — сказала она и, на ходу снимая сарафан, побежала переодеваться. Влезла в свои любимые брюки и черную рубашку.
Мы отправились в лес. Сначала шли по тропинке, потом она вдруг куда-то исчезла. В просвете деревьев еще была видна крыша нашего дома. Сосны и ели скоро все заслонили. Аленка шла впереди. Я на всякий случай стал замечать дорогу. В какой-то книжке я прочел, что если не хочешь заблудиться, то оставляй знаки. Я принялся потихоньку обламывать у маленьких сосенок ветви. Поднял с земли крепкий сук и стал им царапать толстые стволы. Аленка ничего не замечала, она шла напрямик в глубь леса.
Километрах в двух от дома нас догнал Дед. Он невозмутимо сунулся носом в мою руку и помчался к Аленке засвидетельствовать свое почтение. Когда Деда не берут с собой, он имеет привычку в отдалении следовать сзади. А потом, когда уже никто не прогонит, объявляется.
— Тебя кто звал? — сердито посмотрела на него Аленка. Но голос у нее был не очень сердитый, и Дед, помахав коротким хвостом, побежал вперед.
В настоящий лес мы попали в первый раз. Лес был тихий и торжественный. Голубоватый полусумрак окружал нас. Не хотелось разговаривать. Огромные стволы, сужаясь, уходили ввысь. Стволы были красные, белые, зеленые, коричневые. На одних словно кто-то кору искромсал вдоль и поперек тупым ножом, другие — гладкие, так и хотелось прикоснуться ладонью. Высоко над головой, пряча от нас небо, шелестела листва, поскрипывали зеленые иголки. А когда проглядывало небо, то оно казалось глубоким и темно-синим. Наверное, такое небо видно из колодца.
Сначала в лесу было не слышно ни одной живой души. Но потом я стал различать голоса птиц. Сколько я ни вертел головой — так ни одной и не увидел. Птицы замаскировались в ветвях. Я думал, что стоит вступить в лес, как сразу начнут выскакивать из кустов зайцы, лисицы и другие мелкие звери. Чтобы выскакивали волки и медведи, мне не хотелось. Глаза у Аленки блестели, ветви хлестали по рукам и по ногам, но она ничего не замечала. Аленка спешила вперед, ей хотелось поскорее заблудиться. То мы шли по мягкому пружинистому мху, то мох исчезал, и мы вступали в царство невысоких сухих растений. Я не знал, как называются эти цепкие кустики розового цвета. И запах этих лесных цветов кружил голову. Хотелось упасть среди них и долго глядеть в небо. Иногда нам попадались полянки брусничника. Маленькие твердые листья блестели. К черным трухлявым пням прилепились коричневые с белым бородавки. Какие-то древесные грибы. Встречая муравьиные кучи, мы обходили их стороной. Я побаивался муравьев. Заберется под рубаху — свету не взвидишь.