Президент не уходит в отставку
Шрифт:
— Новенький? — ничуть не обидевшись, добродушно спросил он, пряча деньги в карман. — Ничего, скоро привыкнешь…
Однако Сорока не привык. Свою работу он выполнял на совесть, и это почувствовали клиенты. Надо сказать, что сюда в основном приезжали одни и те же. Теперь все норовили попасть к Сороке, как в парикмахерской к модному мастеру. Это, конечно, злило других слесарей, особенно любителей поживиться. Рано или поздно столкновение должно было произойти, это Сорока давно почувствовал. Ленька Гандышев, Миша Лунь, работавшие с ним в одной смене, сначала пробовали «просветить» «деревенщину»,
— Ну и берите, если вы не видите разницы между рабочим и швейцаром, отвечал им Сорока. — А мне зарплаты хватает.
— А на что ты девчонку в ресторан поведешь? — не отставал Миша. — На зарплату?
— Это уж не твое дело, — обрывал разговор Сорока.
Длинный Боб, как старший смены, не вмешивался в эти распри, он по-прежнему был дружелюбен, даже говорил расстроенному Сороке, что-де плюй на все и береги здоровье… Но Сорока сам был свидетелем, когда рассвирепевший Гайдышев упрекнул Садовского, что он сам чуть ли не насильно притащил в кабинет Томина этого деревенского олуха…
На это ему Боб с улыбкой ответил:
— А ты законченный кретин, Леня Гайдышев! Иди заканчивай менять смазку, вон клиент нервничает…
Первая серьезная стычка произошла ранней весной, когда на станции техобслуживания наступили горячие деньки: автолюбители готовились к техосмотру, и отбою от них не было. Во дворе выстраивались длинные очереди машин. Слесари до минимума сократили время на обслуживание. Через каждые пятнадцать-двадцать минут с подъемника слетала очередная машина. Во дворе ремонтников поджидали те клиенты, которым нужно было срочно выправить и подкрасить крыло, заменить реле стеклоочистителя или сносившуюся шарнирную опору, посмотреть и отрегулировать тормоза, фары, отремонтировать замок дверцы… Иные слесари даже не обедали, работая в перерыв. Они и после рабочего дня отправлялись в частные гаражи и там дотемна возились с машинами. Как говорил Боб, сезон есть сезон и нужно срывать яблоко, пока оно спелое…
Сорока не принимал в этом ажиотаже никакого участия. Когда кончалась смена, он шел в душевую; мылся, переодевался и ехал на автобусе в институт. Клиенты хватали его за рукав и просили, чтобы он взглянул на их машину, она там, на дворе. Сорока вежливо объяснял, что его рабочий день закончился.
— Я заплачу! — изумленно восклицал клиент. — Ты что, не хочешь заработать? Там и дела-то на полчаса!
— Приезжайте завтра на станцию. Пораньше.
— Дорогой, лишь на конец недели записывают… А у меня послезавтра техосмотр!
Сорока пожимал плечами и уходил. У них техосмотр, а у него зачет по лесоводству…
Он давно обратил внимание, что Ленька Гайдышев и Миша Лунь — они работали на соседнем подъемнике — занимаются жульничеством: поднимают машину и, пока производят замену масла, крепеж и шприцовку, успевают незаметно отвернуть одну-две масленки, а потом разыгрывается как по нотам следующая сценка.
Г а й д ы ш е в (безразличным
К л и е н т (растерянно). Как нет? Вроде была…
Г а й д ы ш е в. У попа была собака… Дело такое, на ходу отвернулась и выпала. Это часто случается.
К л и е н т. Как же без масленки?
Г а й д ы ш е в (с намеком). Вещь, понимаете, дефицитная…
К л и е н т (понизив голос). Может, найдется, а? Я это… заплачу!
Г а й д ы ш е в (к Мише Луню). Ребята, не найдется в загашнике лишней масленки? Опять та же история… потерял товарищ!
М и ш а (равнодушно). Что у нас, склад? Пускай в магазине покупает…
Г а й д ы ш е в (как бы про себя). Как же, в магазине купишь… Их там с прошлого года не было.
К л и е н т (вконец расстроенный). Ребята, поищите, а? Как же я без масленки?
Г а й д ы ш е в (просительно, как бы из любви к клиенту). Миш, а Миш, погляди… Надо же человека выручить?
Л у н е в (отводя хитрые глаза и что-то недовольно ворча под нос). Последняя…
К л и е н т (обрадованно). Сколько?
Г а й д ы ш е в (равнодушно). Как обычно: рупь. У нас твердая такса.
И счастливый клиент, как правило неопытный, получает за рубль свою собственную масленку, которой в магазине красная цена двадцать пять копеек. И еще горячо благодарит чутких слесарей за заботу, проявленную к нему. Бывает, ему за ту же цену всучивают еще одну масленку, которых полно в карманах у каждого слесаря.
Когда подобная сцена повторилась на глазах у Сороки подряд в пятый или шестой раз, он не выдержал и отозвал Гайдышева в сторонку. Тот нехотя подошел.
— Чего тебе? — спросил Ленька. Был он в черном замасленном комбинезоне, патлы спрятаны под беретом. На щеке размазалось коричневое пятно.
— Кончайте эту лавочку, — сказал Сорока. — Противно смотреть.
Гайдышев замигал, сморщил нос, будто собираясь чихнуть, потом его губы тронула кривая усмешка.
— Тебе что, завидно? Можешь взять на вооружение секрет нашей фирмы… И за патент ничего не потребуем.
— Должна же быть у вас совесть? — пытался бороться с его наглостью Сорока. — Неужели перед ребятами не стыдно?
— Ты делай свою работу, а мы — свою. Ясно?
— Грязная у тебя, Гайдышев, работа!
— Капнешь начальству? — Ленькины маленькие глаза сузились и превратились в две колючие щелки, улыбка исчезла, а пятно на щеке уменьшилось, стало с пятак. — Беги, жлоб, стучи! Только ничего не докажешь: не пойман — не вор!
— Ладно, — пообещал Сороки. — Я поймаю тебя с поличным. За руку.
Гайдышев вдруг широко улыбнулся, засунул руку в карман комбинезона, достал с десяток поблескивающих масленок и протянул Сороке:
— Тебе на обзаведение… Золотой фонд!
Сорока и сам не понял, как это произошло: рука его сама ударила по раскрытой ладони Гайдышева — и маленькие масленки, взлетев вверх, защелкали по цементному полу. Ленька стоял и все еще улыбался.
— Чужим добром разбрасывается… — проворчал Миша Лунь и, бросив ключи на верстак, стал подбирать масленки.
— Откуда ты такой правильный взялся? — дрожащим от ненависти голосом спросил Гайдышев. Он сжимал и разжимал кулаки. За масленками даже не нагнулся.