Президент заказан. Действуйте!

Зверев Сергей Иванович

Белкина развернулась в воде, но поплыла не к берегу, а вдоль него.

– Если я скажу вам «ты» – отстанете?

– Тем более не отстану.

– Несете какую-то чушь, – Белкина пыталась разозлиться, но у нее это плохо получалось.

Клим ей стал симпатичен с первого взгляда. За глупостями, которые он говорил, чувствовалось, что мужчина далеко не прост. А умных и самостоятельных мужиков Белкина уважала и даже иногда прощала им наглость.

– Если вы меня не прогнали сразу, то есть на

что рассчитывать.

– Тебя прогонишь!

– А ты и не пробовала.

– Сказать, почему?

– У меня лицо не казенное.

Несколько секунд Клим и Тамара смотрели глаза в глаза.

– Ты знаешь больше, чем я, – наконец произнесла женщина. – И больше, чем они.

– Я уважаю догадливых людей, которые никогда не сдаются, – негромко произнес Бондарев. – Шнур от торшера я еще предвидел, но запись на четвертую звуковую дорожку застала меня врасплох...

– Значит, и это послание вы перехватили? – вздохнула Белкина.

– Нет. Оно дошло до адресата.

– Значит, гендиректор...

– Он сдал вас всех с потрохами. Ты только вредишь себе и делу. Мой тебе совет – забудь о том, что видела.

– Ну вот. Только ты показался мне разумным и свободным человеком, как пришлось услышать об интересах дела. Ты бы еще сказал о государственной тайне, патриотизме, долге... Я журналистка, и смысл моей профессии – доносить до зрителя правду. Он имеет право ее знать. Правдой никому не навредишь. В Конституции что написано?

– Ты сама пишешь тексты, произносишь их с экрана, но не веришь и в половину из них.

– А если и вы все не верите, то нечего об этом и писать. Так открыто и скажите, что правда – это только разрешенное властью. Конечно, и я во многое не верю, но профессия заставляет шевелиться. В журналистике, как в воде, перестанешь барахтаться – утонешь. Не дождетесь, чтобы я успокоилась.

– Мне казалось, что мы нашли общий язык.

– И мне показалось. А ты такой же, как и они. Даже хуже. Они выполняют чужие приказы, а ты их отдаешь. Кто ты такой?! – Белкина зло зашлепала руками по воде, повернула к берегу.

– Трудно объяснить, – Бондарев исчез под волной и вновь появился перед журналисткой. – Тут не принято спрашивать. Ты или знаешь ответы, или отвечаешь на чужие вопросы.

– Спасибо за откровенность. Использую фразу для одной из своих будущих передач. Вы не имеете права нас тут удерживать силой! На каком основании? Я должна быть на свободе! – Белкина хотела оттолкнуть Клима, но тот сам отплыл в сторону.

– Ты еще раз Конституцию вспомни – про свободу передвижения.

Она изо всех сил гребла к берегу.

– Девонька, у каждого своя работа, – услышала Тамара у себя за спиной. – Единственное, что я вправе тебе сказать – я друг.

– Чей? Мой?

– Не важно. Но правду

я люблю не меньше твоего.

Тамара наконец почувствовала под ногами дно, она тяжело дышала – выдохлась, ноги вязли в мокром песке. Бондарев уже стоял рядом с ней:

– Мы не договорили.

– О чем?

– Ты же не станешь отрицать, что видеть – это одно, а увидеть – несколько другое? – Клим подал руку, когда накатила волна, помог удержаться.

– Телевизионная камера только электронный глаз – она видит, а не смотрит, – Тамара вытерлась полотенцем, опустилась в шезлонг, в горле першило от соленой воды.

Бондарев откупорил минералку, налил в стакан и поднес женщине.

– Благодарю.

– Я не стану тебя больше убеждать – насколько ты не права. И насчет меня, и насчет происходящего. Не стану уговаривать не делать глупостей.

Белкина пожала плечами.

– Очень надо. У самой голова на плечах есть и, кстати, не самая глупая в этой стране. Жила своим умом и многого добилась.

– Люблю откровенность. Можно услышать твое самое большое желание?

– Остаться одной, – мстительно улыбнулась Белкина.

– Это слишком мелко и легко осуществимо, – вздохнул Бондарев. – А что-нибудь более глобальное и на первый взгляд нереализуемое?

Белкина принялась загибать пальцы:

– По-прежнему оставаться самой красивой, самой умной и сексапильной телеведущей. Каждый год праздновать очередное тридцатилетие – ни годом больше.

– Все это у тебя уже есть, с того дня, когда ты появилась на телеэкране, – напомнил Клим.

– Боже мой, – глубоко вздохнула Белкина. – Взрослые солидные мужик и баба, говорим о каких-то глупостях, как дети. Желания загадываем, когда в стране черт знает что творится. Если честно, самое большое мое желание – выбраться отсюда как можно скорее и снова оказаться на экране.

– Зачем?

– Ну... хотя бы снова говорить о том, что посадили Холезина.

– Надо быть осторожней в желаниях, – Бондарев подхватил с песка одежду. – А вдруг я джинн, выпущенный из бутылки?

Белкина приложила к глазам ладонь, прикрываясь от солнца – Клим уже уходил с пляжа.

– Тоже мне – джинн, – незлобно проворчала она. – Строит из себя неизвестно кого. Комнату он здесь недорого снимает!

Глава 8

Море вздыхало все глубже и глубже, накатывало на пляж зеленоватыми, как бутылочное стекло, волнами, съедало широкий пляж метр за метром. Поднялся ветер. Зашумели тонкими листьями оливы, зашелестели тростники по берегам маленького озерца. Зеленые лапы пальм застучали по блестящему прозрачному навесу над дорожкой. Но уходящее к горизонту солнце, все еще грело с прежней силой.