Презумпция невиновности

Туроу Скотт

Поскольку я – один из трех выступающих на церемонии, Нико дель Ла-Гуарди сюда не пришел. Зато Хорган не мог не прийти. Начинается банкет. Народ толпится около столов со снедью. Реймонд подходит ко мне, широко улыбается. Руку, однако, протянуть не рискует.

– Как поживаешь? – дружелюбно спрашивает он.

– Помаленьку.

– Мы должны с тобой поленчевать.

– Я никому ничего не должен.

– Я неправильно выразился, Расти, я был бы рад, если бы ты согласился позавтракать со мной.

Старые привязанности, старая дружба… Если позабыть

об этом, что у нас останется?

Я называю день, время и ухожу.

Реймонд встречает меня в офисе юридической фирмы, где он служит, и предлагает никуда не ходить: он заказал завтрак сюда. Зачем нам попадать в материал под рубрикой «Сегодня в городе», где газета поведает о том, как Реймонд Хорган и оправданный по суду зам окружного прокурора зарыли топор войны в шикарном ресторане? Мы поглощаем салат с креветками в просторном конференц-зале за огромным полированным столом, который, кажется, высечен целиком из гранитной скалы. Реймонд начинает с банальных вопросов о Барбаре, Нате, обо мне самом.

– Я никогда не буду прежним человеком, – говорю я.

– Представляю.

– Вряд ли.

– Ты хочешь услышать, что я виноват перед тобой и сожалею об этом, – верно?

– Зачем? Какой мне прок от твоих сожалений.

– Значит, не хочешь?

– Реймонд, я не буду больше давать тебе никаких советов.

– Я на самом деле сожалею.

– Еще бы…

Реймонд проглатывает мое язвительное замечание. Понимает, что моя рана еще не зарубцевалась.

– И знаешь о чем? О том, что поверил Нико и Томми. Мне и в голову не приходило, что они могут пойти на подтасовку доказательств. Ходят разговоры об отзыве дель Ла-Гуарди. Кто-то уже распространяет подписные листы.

Я киваю, поскольку читал об этом. На прошлой неделе Нико заявил, что никаких оснований начинать прокурорское расследование в отношении Мольто нет. Авторы передовиц и телекомментаторы снова обрушились на него с нападками.

– Знаешь, в чем сейчас проблема Нико? Он теряет поддержку Болкарро. Оги не заявил протеста против отзыва и вообще не дает Нико спуску – знает, что тот метит на его место.

Меня не интересуют склоки между сильными мира сего, мне скучно. Я занят собственными мыслями. Мыслями о том, что придет время и я всех их выведу на чистую воду. Назову имена, припомню факты.

– Послушай, Расти, ты не пробовал влезть в мою шкуру? Не дай тебе Бог, мне ведь тоже нелегко пришлось.

– Реймонд, я двенадцать лет подчищал за тобой…

– Знаю.

– …а чем ты меня отблагодарил?

– Я же говорю, сдуру поверил Нико. Я и сам вроде как жертва. Меня нагло обманули.

– Катись-ка ты знаешь куда?! А когда остановишься, катись еще дальше. – Я вытираю салфеткой рот, но уходить не собираюсь. Это зачин, вступление, прелюдия. Реймонд смотрит на меня. На его крупном лице написано огорчение. Он откашливается, хочет сменить тему:

– Что ты собираешься делать? В смысле работы?

– Понятия не имею.

– Знаешь, я бы помог тебе по возможности. Хочешь? Если у самого есть что-нибудь

на примете, ты только скажи. Помогу чем могу.

– Единственное достойное занятие, помимо прокуратуры, – это быть судьей. Думаешь, ты сумеешь это устроить? Как бы не так! – Я пристально смотрю на него, давая понять, что не простил его, да и вряд ли когда-нибудь прощу. Вопрос мой звучит как издевка – человек, которого обвиняли в убийстве, даже в кандидаты на судейскую должность не попадет. Но Реймонд и глазом не моргнул:

– Ну это ты зря. Хочешь, попробую?

– Хватит, Реймонд. Не потянешь.

– Ошибаешься, дорогой. Мы с Оги Болкарро теперь дружки-приятели. Он мне по два раза на неделе звонит. Я не шучу, правда. Могу поговорить с ним. Или Ларрен поговорит.

– Ни в коем случае! – невольно вырывается у меня. – Не нужно мне от тебя помощи, а от Ларрена тем более.

– Чего ты против него имеешь?

– Хотя бы то, что он твой приятель.

Реймонд смеется:

– У тебя, кажется, одно на уме – как бы уделать меня. Валяй, я не возражаю. – Он отодвигает свою тарелку в сторону. – Только учти, такие вещи за пять минут не обговоришь. Хочешь покатить бочку на Томми? Действуй. Он этого заслуживает. И Нико тоже. Валяй, присоединяйся к большинству. Это удобная позиция. Звони в ассоциацию, скажи, что поддерживаешь отзыв Нико.

– Они мне уже сами звонили. Я ответил, что мне нечего сказать по этому поводу.

– Но чего ты на меня-то взъелся? Тебе не понравилось, что я согласился дать показания? Но я же говорил правду, говорил только о том, что в самом деле было. И ты это знаешь, дорогуша.

– Ты мне соврал, – говорю с ударением на «мне».

– Когда?! – восклицает он с неподдельным удивлением.

– Когда отдавал мне «папку П.». Когда сказал, что Каролина просила назначить ее на это дело. Когда заявил, что в папке беспочвенные обвинения.

– Вот оно что… – медленно произносит Реймонд. Он в замешательстве. Хорган – крепкий орешек. – Теперь понимаю. Кто это тебе накапал? Лайонел Кеннили? Твой поганый приятель? У него у самого рыльце в пушку. Ты от меня нос воротишь. Да, я не святоша. Святых среди людей нет. И вообще те дела не имеют никакого отношения к тому, что тебя обвинили в убийстве.

– Ты так думаешь? Разве меня справедливо судили, Реймонд? Ты об этом подумал? Неужели не понимаешь, что Ларрен хотел засадить меня, чтобы его делишки остались в тайне?

– Нет, он не такой.

– Не такой, говоришь? Он замарал судейскую мантию. Единственное, что его заботило, – да и тебя тоже, если на то пошло, – чтобы никто ничего не узнал. Ты мне вот что скажи: каким образом мое дело попало к Ларрену? Кто звонил Эду Мамфри?

– Никто ему не звонил.

– Случайность?

– Насколько я знаю, да.

– А ты у Ларрена об этом спрашивал?

– Мы с ним о твоем деле не говорили. Ни разу. Можешь мне не верить, но мы оба действовали по справедливости. Чепуху ты мелешь, Расти. Да, было, но было девять лет назад. У Ларрена в ту пору котелок совсем не варил.