Презумпция виновности
Шрифт:
Мацукова это не устроило. Выждав, насколько это позволяла ситуация, он снова вернулся к недавнему прошлому как к источнику истины.
– Я не боюсь показаться навязчивым и глупым, Иван Дмитриевич, потому что осмелюсь напомнить обстановку, при которой контейнер помещался в сейф. Это происходило в присутствии строго ограниченного количества людей. Сейчас здесь не хватает только Кирилла. Если учесть, что вы трое были на момент убийства на окраине города, значит, остаюсь я, верно?
– Или Желябин, – вставил Сидельников.
– Да
– Кусок стоимостью в сто миллионов долларов, – как бы невзначай заметил муровец.
Кряжину пришлось встать и усадить Георгиева, который явно не подходил комплекцией для рукопашной схватки с капитаном МУРа. Последствия для первого были очевидны.
– Оба правы, – отрезал он, усаживаясь на прежнее место. Он попросил Сидельникова открыть форточку и снова повернулся к Георгиеву: – Это или Желябин, или Мацуков. За неимением возможности опросить первого, попробуем опросить второго. Следователь, где вы находились в период с половины одиннадцатого вечера вчерашнего дня и до утра этого дня?
Мацуков согласно кивнул головой. Такое ведение следствия его вполне устраивало.
– Я признаюсь, хотя теперь мне придется отвечать на вопросы других людей. – Он нервно облизнул губы и растер пальцами подбородок. – С двадцати двух до семи я находился в квартире женщины, не являющейся мне женой. Можете проверить это в официальном порядке. Но мне лучше получить несоответствие занимаемой должности за прогулы от начальства и развод от жены, чем быть заподозренным в преступлении. Адрес и данные девчонки дать?
– Конечно. – Получив листок бумаги, советник тотчас передал его Сидельникову. – Час времени. Езжай и проверь. А тебе, Мацуков, – вот этот наркомовский телефон. Позвони и попроси, чтобы встретила, не ерепенилась и говорила только правду.
«Вика, – говорил в трубку Мацуков, пунцовея от неловкости, – сейчас к тебе приедет человек, и я хочу, чтобы ты его встретила и была с ним предельно откровенна. Вопрос пустяковый на первый взгляд, но для меня… Для меня многое зависит от твоего ответа. Будь честна с ним…»
Капитан вернулся через пятьдесят две минуты и, не раздеваясь, вынул из кармана уже знакомый присутствующим цифровой диктофон.
«– …Скажите правду… что ему за это будет?
– От кого? – тихо спрашивает Сидельников.
– От жены…
– Жена не узнает. А от прокурора какое может быть взыскание? За что? С работы он ушел вовремя, на работу пришел в урочный час. А чем он занимается на досуге… Это, знаете, тема для комитета по нравственности, а не для органов прокуратуры. Так вы, значит, говорите, что…
– Да-да-да! – с десяти до семи утра сегодняшнего дня он был у меня… Он просил быть с вами откровенной, и я, как понимаете… Я вас очень прошу, жене его только ничего…
– Нет-нет-нет! Как договорились…»
Звуки
– Подписались, сдали в архив и забыли, – резюмировал он диалог, засовывая диктофон муровца в карман своего пиджака. – Мне очень тяжело это констатировать…
– Да я никогда в это не поверю! – взревел, чувствуя подоплеку, Георгиев.
– …но придется. Майор Желябин, действуя из корыстных интересов, пытался завладеть вещественным доказательством. Это он взломал сейф Георгиева, похитил контейнер с материалом профессора Головацкого, и уже при обстоятельствах, от него не зависящих, не смог им распорядиться. Теперь я точно знаю, что в кабинете Георгиева на момент убийства присутствовало еще одно лицо.
– Это… – от неприязни лицо Георгиева потемнело, приобрело землистый оттенок и даже перекосилось, – расследование такое, в стиле Генеральной прокуратуры?..
– Помолчи, молодой человек, – спокойно осадил его советник.
– Очень мило. Дело расследовано! Главный фигурант убит, осталось найти подельника, который, несомненно, подтвердит и связь с оборотнем Желябиным, и свою роль в преступлении, и возьмет на себя убийство этого оборотня! – Теперь лицо Георгиева пылало и оттого снова не казалось естественным. Приказ следователя «выпей валерианки» его не остановил. – В награду за такие признания, провозглашенные «неоценимой помощью следствию», какой-нибудь случайный бандюк будет осужден по минимуму и проведет несколько лет в уютном уголке какого-нибудь производственного барака на общем режиме. Браво, Иван Дмитриевич.
– Иван Дмитриевич, – словно эхом повторил Сидельников, остающийся спокойным, наверное, только потому, что, когда умирал Желябин, он находился в десятке километров от него, – вы говорили про какое-то имя генералу. Я не понял, что имелось в виду? Быть может, именно это успокоит нашего взбесившегося члена следственной группы.
В воздухе запахло грозой. За окном тихо падал снег, ветер стих, небо хмурилось, но ничто не указывало на то, что должна грянуть молния. Но молния грянула, и снова на пути Георгиева оказался Кряжин.
– Ты!.. Прислужник прокурорский!.. Ты не мент! Как можно сдавать коллегу!.. Как можно, когда его какая-то сволочь!..
На удивление, Георгиев не пострадал. Сидельников оставался таким же невозмутимым, каким выглядел, когда стрелял под ноги обкурившимся наркоманам в «Полтиннике».
– Не кидайся на него, когда он не расположен к юмору, – предупредил, усаживая опера на стул, советник.
– А я разве шучу?! Да вы хуже, чем тот, кто убил его!
– Но-но, – пригрозил Кряжин, подставляя под нос оперативника палец, похожий на сосиску. – Ты перебираешь, парень. Капитан задал очень своевременный вопрос. И это действительно кое-что может прояснить. Для меня, во всяком случае, коль скоро ты не в состоянии соображать. Имя! Вот главный мотив вопроса генерала и Сидельникова! И я знаю имя человека, побывавшего здесь!