При дворе последнего императора
Шрифт:
На этот раз Мария Федоровна вернулась на «Полярной звезде» и осмотр производился в Кронштадте. Было обнаружено, что прислуга везла много сигар, игральные карты и разные материи для продажи. Пошлин оказалось на большую сумму. Императрица не только не уволила ни одного «контрабандиста», но уплатила за большинство пошлину из своих средств.
Двор царицы-матери мало изменился с прошлого царствования, Так как состоял он из людей пожилых, то его роль светского центра уменьшилась, и он не имел того значения, которое приобрели дворы меньшие, но более деятельные.
В штате императрицы-матери занимала совершенно особое положение ее долголетняя камер-фрау Мария Петровна фон Флотова. Несмотря на скромную
Относительно кандидатов на придворные чины и звания — протеже Флотовой — я всегда был уверен, что они получат просимое. Если даже при представлении списка государь их не отмечал, то я, умудренный опытом, составлял для них второй приказ, так как в последнюю минуту Николай II всегда присылал министру записку о включении их в приказ, очевидно, по просьбе императрицы-матери. Вообще камер-фрау Флотова влияла на назначения и в других ведомствах и добивалась для многих лиц должностей, их положению не соответствующих.
Нужно отметить как постоянных посетителей Аничкова дворца, кроме лиц, близких Александру III, командира и офицеров Кавалергардского имени императрицы Марии Федоровны полка, начальства ведомства императрицы Марии, равно как и всех почетных опекунов. Все эти лица старались чрез государыню проводить своих родственников и фаворитов на более или менее значительные должности, и благодаря этому из года в год увеличивалось число придворных пожалований. Не могу припомнить случая, когда царь отказал бы своей матери, если она за кого-нибудь просила.
Во внешней политике императрица имела, конечно, влияние в Дании. Французские послы и высокопоставленные их соотечественники обязательно представлялись ей как вдове государя, положившего начало союзу с их страною. Истая патриотка-датчанка, она не любила германское посольство, как и вообще все немецкое. С английским двором у Ее Величества, сестры королевы Александры, жены Эдуарда VII, были серьезные связи. Что касается внутренней политики, то у царицы-матери, я думаю, не было ясно обрисованного взгляда на положение в России.
ЧАСТЬ V
ЦАРСКАЯ ФАМИЛИЯ
Дети были главною радостью царской четы. Работа мало давала мне досуга следить за наследником и великими княжнами: они как-то незаметно для меня вырастали. Так как императрица специально не поручала фрейлинам присматривать за детьми, те избегали вмешиваться в их воспитание. Благодаря этому я могу о ранних годах молодого поколения царской семьи судить лишь по отрывистым случайным впечатлениям.
Цесаревич был вначале здоровым и жизнерадостным ребенком. Его страшная наследственная болезнь, гемофилия, проявилась лишь впоследствии. Мне хорошо помнится, как он, 3–4 лет, приходил к столу, когда подавали десерт, и, поболтав около родителей, подбегал к гостям и непринужденно с ними разговаривал, не проявляя застенчивости. Бывало, часто залезая под стол, цесаревич хватал сидящих за ноги и был в восторге, когда эти лица пугались. Раз даже он стащил у одной из фрейлин башмак, с которым явился около отца. Государь его выбранил и приказал тотчас же вернуть обувь, что цесаревич исполнил, но опять-таки под столом… Вдруг фрейлина вскрикнула… Оказалось, что ребенок положил ей в башмак землянику. Конечно, холодное и мокрое прикосновение к ноге ее испугало. Наследника отправили в свои апартаменты и долгое время, когда бывали гости, не пускали в столовую, на что он очень жаловался. Больше под стол он не подлезал.
После появления тяжелого недуга цесаревич
Делались опыты нахождения товарищей для игр с наследником. Брали детей матросов, потом детей или племянников дядьки цесаревича Деревенько, потом решили никого не брать.
В гувернеры цесаревичу пред самою войною взяли швейцарца Жильяра, человека умного и образованного, притом выдающегося педагога. Жильяр мне пояснил трудность воспитания цесаревича: только что наладится дело его учения и воспитания, как мальчик заболевает. Гемофилия вызывает ужасные страдания при внутренних кровоизлияниях. Конечно, ребенок после многих бессонных ночей с нестерпимыми муками совершенно изнервничается, а затем вновь исподволь приходилось гувернеру доводить ученика до прежнего уровня знаний и поведения.
Великие княжны довольствовались в детстве самыми незатейливыми развлечениями. Приведу два примера.
Их Величества присутствовали вместе с семьею на пятидневных маневрах войск Московского округа, живя в императорском поезде, передвигавшемся от одной стоянки до другой и возвращавшемся на ночь на открытую местность близ станции Рошково, чтобы не мешать железнодорожному движению. Это было в августе 1902 года.
В поезде находилась кроме обычной свиты великая княгиня Ольга Александровна. Дети были в восторге от этой поездки, делая большие прогулки в незнакомых им местах. Особенно их радовала игра, выдуманная Ольгою Александровною. Поезд стоял на высокой насыпи. Дети садились на большие серебряные подносы и, пользуясь ими наподобие салазок, спускались по откосу. Затем с трудом поднимались по крутой насыпи с подносом на спине. Эту игру повторяли и вечером, после обеда, в присутствии Их Величеств. Помню, как члены французской депутации, приглашенные к столу, обратились ко мне с некоторым страхом, нужно ли будет и гостям участвовать в этом развлечении. Я их успокоил.
Девочки держали пари, кто из них первая прибудет вниз. Кто-то из фрейлин должна была первая скатиться, чтобы присутствовать на финише. Генерал-адъютант Струков объявил детям, что он первый очутится внизу. Дети не верили. Когда состязавшимся скомандовали спуститься, Струков в парадной форме, с Александро-Невскою лентой, держа свою почетную саблю с бриллиантами (за взятие Андрианополя) в руках, прыгнул с высоты более трех саженей с насыпи, рискуя сломать себе ноги, и, конечно, опередил детей. Императрица очень его журила за эту выходку удали, но французы были в восторге.
Другой случай детской радости касается ручного соболя.
Я сидел у себя в канцелярии, изготовляя спешный доклад о придворных пожалованиях, и приказал никого не принимать. Входит старый курьер и докладывает:
— Осмелюсь доложить Вашему превосходительству, что тут пришли старичок со старушкою прямо из Сибири. Принесли в виде подношения государю живого ручного соболя. Очень уж просят доложить, говорят, что не на что будет переночевать.
— А тебе жаль их стало?
— Точно так.
— Ну, давай их сюда.
Вошли весьма симпатичные на вид старичок со старушкой, и он говорит мне:
— По ремеслу я охотник, и удалось мне взять живым молодого соболя, приручив его; со старушкою и решили поднести его царю. Соболь-то вышел редкостный. Собрали все, что было, денег: говорили мне, что хватит до Питера и обратно. Вот и поехали.
Показывает мне соболя, который тут же вскочил на мой письменный стол и стал обнюхивать представления к придворным чинам. Старик как-то свистнул, соболь — прыг прямо ему на руки, залез за пазуху и оттуда выглядывает. Я спросил, как они ко мне попали.