При исполнении служебных обязанностей
Шрифт:
Самолет чуть подкинуло и понесло вперед стремительнее, чем секунду тому назад. Аветисян и Брок привстали со своих мест и напряженно смотрели прямо перед собой. Они смотрели на снежное поле, которое было слева и которое очень медленно приближалось. Так, во всяком случае, им казалось. Земля быстро уходит при взлете и очень медленно приближается во время посадки.
— Тридцать метров, — продолжая отсчитывать, Пьянков посмотрел на Струмилина, — двадцать метров…
«Неужели вытянем? — думал Струмилин, наблюдая за тем, как самолет неуклонно сносило налево, —
Самолет завис в воздухе, и на какую-то долю секунды всем показалось, что движение и время остановились, подчиненные спокойному приказу двадцатипятилетнего парня в кожаной куртке.
Струмилин не понял, дотянул все же Павел до снежного поля или сейчас машина перекувырнется, ударившись шасси в торосы.
«Сейчас, — думал Струмилин, — вот сейчас… Ну, дотяни, голубушка, дотяни же!»
— Все, — спокойно сказал Богачев, — сели, как в аптеке.
Удара шасси о снег все еще не было. Но как только он сказал, все в кабине ощутили спокойный, несильный толчок, и машина покатилась по снежному полю.
Струмилин обернулся и посмотрел на Аветисяна и Брока. Те стояли у него за спиной. Аветисян развел руками, что могло означать одновременно и крайнюю степень восхищения и, наоборот, высшую форму раздражительности.
«Что мне ему сказать? — напряженно думал Струмилин. — Он блестяще посадил машину, но он посадил ее очень рискованно и слишком красиво. Это для авиационного парада, а не для Арктики…»
Богачев обернулся к Пьянкову и спросил:
— Володя, у тебя нет спички? У меня в зуб что-то попало.
Пьянков протянул ему пустой коробок. Богачев отломил кусок фанерки и стал чистить зуб. Струмилин испытующе смотрел на него, а потом не выдержал и засмеялся. И весь экипаж тоже засмеялся. Богачев удивленно посмотрел на Струмилина, на Володю, потом быстро оглянулся на Аветисяна и Брока и спросил:
— Я что-нибудь не так сделал, Павел Иванович?
— Вы все сделали так, как надо, Паша, молодец вы…
— Это вы говорите честно или для того, чтобы поднять во мне дух?
— Я говорю это абсолютно честно.
— Тогда большое спасибо.
И снова все засмеялись, а Богачев, снова посмотрев на своих товарищей, подумал: «Издеваются, черти, а что я сделал такого?»
В Чокурдахе им сказали, что ремонт лыжи, которая стояла на их старом самолете, закончен и что нужно как можно скорее возвращаться в Тикси, желательно без ночевки в Чокурдахе. Подвоз грузов для высокоширотной экспедиции Арктического института закончился, и начинались полеты с научными работниками на борту.
— А вам, — сказали Богачеву, — пришла радиограмма из Москвы, но мы ее в Тикси переслали.
— От кого?
Ему ответили:
— От Струмилиной…
6
— Груза в Тикси много? — спросил Струмилин.
— Да. Мы вам лес загрузим и картошку. И лук.
— Сколько всего?
— Под завязку.
— Ладно.
Струмилин вышел из диспетчерской. Мела поземка. Снег был колючий, как щетина. Низкие
Экипаж сидел в столовой. Володя Пьянков сбегал к своим друзьям чукчам и принес нельму.
— Сейчас я сделаю строганинку, — сказал он. — Паша, ел когда-нибудь строганинку?
— Нет, не ел. Только, может быть, мы поедим сегодня строганины в Тикси?
— Он торопится получить радиограмму, — сказал Аветисян.
— У тебя же нет детей, — сказал Брок, — так что нечего волноваться.
— Успеем и в Тикси. Только сначала я угощу всех строганиной.
Володя стал резать бело-розовое мясо рыбы. Он нарезал много тонких бело-розовых кусков замороженной нельмы, попросил принести с кухни южного, терпкого соуса и побольше черного перца. Потом он быстро подхватил кусок рыбы, сложил его трубочкой, обмакнул в соус, потом в перец и, зажмурившись, положил себе в рот.
— Тает, — сказал он нежным голосом, — снегурочка, а не рыба.
Аветисян жмурился и молча качал головой, а Брок издавал негромкие стоны, выказывая этим наслаждение, какое он испытывал, вкушая мороженую нельму.
— Гарантирую сто лет жизни тому, кто зимой ест такую строганину, — сказал Аветисян, — она полезна, как рыбий жир, и вкусна, как паюсная икра.
— Слишком рыбьи сравнения, — сказал Брок, — не впечатляет.
— Может быть, тронемся? — снова предложил Павел. — Очень вкусная строганина.
— Не торопись, — заметил Брок. — Командир сейчас придет и все нам скажет. Не можем ведь мы лететь без командира.
Вошел Струмилин и, обмахнув веником унты, сказал:
— Ого, строганина, оказывается, появилась!
— Павел Иванович, скоро полетим? — спросил Павел.
— Подзаправимся — и полетим. А что такое?
— Да нет, ничего, — ответил Богачев обрадованно, — просто интересуюсь.
— Он получил радиограмму, — пояснил Пьянков.
Богачев почувствовал, что начинает краснеть.
— От прекрасной незнакомки, — добавил Брок.
Струмилин, продолжая есть строганину, поинтересовался:
— От кого?
Богачев покраснел еще больше и, посмотрев в глаза Струмилину, ответил:
— От вашей дочери. От Жени.
Когда поднялись за облака и пошли в своем эшелоне, Струмилин сказал:
— Володя, очень хочется кофе, поставьте, пожалуйста, воды на плитку, а я потом заварю.
Пьянков поднялся со своего места, на котором он сидел при взлетах и при посадке, размотал тонкий шарф, повесил его на крючок, снял шапку и пошел из кабины в «предбанник». Там в маленьком помещении, отделявшем кабину от грузового помещения, стояли самодельная кушетка, маленький стол, два раскладных стульчика и один ящик, который заменял собой отсутствующее кресло. Володя включил плитку и поставил на нее чайник с теплой водой, взятой в Чокурдахе. Потом он вернулся в кабину и сказал: