При невыясненных обстоятельствах (сборник)
Шрифт:
— Вот чего искренне не хотел, так это вас обидеть. — Гуров взял бумажный комочек, осторожно развернул, прогладил ладонью.
На сегодняшний день у Качалиной было намечено пять телефонных звонков. Фамилии и имена Леве ничего не говорили. В тринадцать часов — Бабкин. Так, видимо, она называла Толика Бабенко. Значит, Качалин говорил правду, и Толика ждали в тринадцать, а он отрицает. Вот это фактик! В запасник его, на потом. Что о Вере? О Вере нет ни слова. Гуров взглянул на девушку. Она сидела, потупившись, зажав ладони между колен. Гуров перевернул листочек, на обратной стороне расписан день
И хотя для Гурова запись Качалиной не была неожиданностью, он болезненно поморщился и сразу поднять взгляд на Веру не сумел. «Не красна девица, не вчера родился, убери с лица брезгливость, чистоплюй, — отдавал быстрые команды Лева. — Не найдешь нужных слов — потеряешь девчонку, а она может помочь. Сделай шаг первым, ты мужчина, помоги ей, она на грани истерики. Ничего ты о ней не знаешь, ни как жила раньше, ни как живет теперь, хорошо жить с папой и мамой в тепле и любви и слыть высоконравственным…» Лева посмотрел на Веру доброжелательно, вслух, очень медленно прочитал запись Качалиной на сегодняшний день, затем удивленно произнес:
— Не понимаю, Вера, здесь о вас ничего нет. — Он положил листок в карман. — Вам, простите за совет, пить не надо. Нервы.
Вера медленно подняла голову, лицо у нее было в ярких пятнах, губы дрожали, на ресницах повисли готовые хлынуть по щекам слезы.
— Ну вот, Верочка, поздравляю, — ласково сказал Лева. — Очень рад за вас.
— С чем поздравляете?
— Плыли, плыли, добрались благополучно.
Вера всхлипнула, махнула на Леву рукой, отвернулась, чтобы он не видел ее слез. «Значит, нервничаешь ты из-за этой записи, потому и листочек вырвала, — подвел итог Лева. — Следовательно, к убийству ты никакого отношения не имеешь, в противном случае тебя бы пустяки не волновали. Ты была бы сосредоточена на одном: узнают, не узнают. Все остальное — васильки и ромашки. А ты вот носик покрасневший прячешь, потому что некрасивой показаться боишься. Нет, все-таки глупость и такая вот непосредственность тоже имеют положительные стороны. Молодец, Гуров, не напрасно так долго сидел и терпел. Теперь вперед».
Лева вновь подал Верочке воды, переставил на диван пепельницу.
— Трудно вам сегодня, понимаю. — Он кивнул, добавил в свой тон деловитости: — Как вы верно подметили, я человек и милиционер. Сейчас, к сожалению, на службе. Скажите, как вы узнали, что Качалину убили?
Сменив задушевный тон на деловой и задав быстрый вопрос, Гуров рассчитал правильно. Вера ответила тоже быстро, даже радостно, так как готова была говорить о чем угодно, только бы не о записи в ежедневнике.
— А чего ей падать? — Она слизнула юркую слезинку. — Или я мадам не знаю? Ее и здоровый мужик с ног не собьет.
— А чего все говорят о несчастном случае? — наивно спросил Лева.
— Дэник, святая простота, так по телефону сказал.
— Сергачев? — уточнил Лева. — Он вам нравится?
Верочка дернула плечиком, задумалась:
— Дэник добрый и честный, только очень слабый.
— Он слабый? — возмутился Лева, подзадоривая, добавил: — Ничего вы в людях не понимаете!
— Вы много понимаете! —
— Вот видите, Сергачев — хороший, а вы говорите: гадюшник, террариум. — Лева пытался вывести разговор на Качалина и Бабенко исподволь.
— Дэник один и есть, и все над ним потешаются. Он думает о себе бог знает что, а за его спиной подсмеиваются, — убежденно сказала Верочка.
— Кто подсмеивается?
— Все. Эти. — Она кивнула на стенку, за которой была кухня.
— А почему они вас побаиваются?
— Правильно делают, я им… — Верочка сжала кулачок. — Вор на воре, и все благородных изображают.
«И как я сам не додумался! — возмутился Лева. — Конечно, девочка — невольный свидетель деловых махинаций. Так, с этим вопросом ясно, повернем в сторону».
— Во сколько вы заступаете на дежурство?
— В семь я заступаю, если не опаздываю.
— Сегодня не опоздали?
— Сегодня нет.
— Кого вы сменили?
— Тетю Машу. Марию Григорьевну, вот фамилию не помню.
— Чем вы занимаетесь на дежурстве?
— Чем занимаюсь? — Вера приходила в себя, появлялись капризные нотки. — Чайник ставлю на плитку, с жильцами здороваюсь, они на работу тянутся. Кто в аквариум заглянет — потреплемся.
— У вас на двери цифровой код. Как часто он меняется? — Гуров задавал ничего не значащие вопросы, казалось бы, пустяковые. Когда Вера успокоится, привыкнет легко и бездумно отвечать, он спросит о главном.
— Раз в месяц, в два месяца, по-разному. — Девушка пожала плечами, на ее лице появилась насмешливая гримаска.
— Бабенко к вам в аквариум заходит?
— Случается.
— Сегодня зашел?
— Нет, пробежал. Такой деловой, ужас. Ручкой махнул — и в лифт.
— А когда уходил, тоже не зашел? — Лева начал возиться с сигаретами, глаза опустил — боялся, что они его выдадут.
— Да зачем вам? — возмутилась Вера. — Нужен мне этот Бабкин, как собаке «здрасьте».
— Действительно, глупости спрашиваю какие-то, — пробормотал Лева смущенно. — Качалин уходит на работу рано?
— В восемь тридцать, минута в минуту. — Вере доставляло удовольствие быстро и точно отвечать на вопросы.
— Обедать он приезжает?
— Редко. Сегодня заехал, уехал, — наверное, брал что-то, быстро обернулся.
— Качалин приезжал до прихода Бабенко или после него?
— Подождите. — Вера задумалась: — А зачем вам? — В ее голосе послышалась настороженность. — Чего это вы у меня выпытываете? Вы их подозреваете?
— Это дело следователя, мне же — рапорт писать. — Леве пришла спасительная мысль, и он продолжал вдохновенно: — Я время наступления смерти должен указать точно. Сергачев нам позвонил в четырнадцать десять, мы приехали в пятнадцать двадцать. Так?
— Ну? — Девушка нахмурилась, пытаясь обнаружить в словах милиционера подвох.
— Так. — Лева кивнул. — Во сколько вы сюда пришли?
— Как пришла, так и заорала.
— Понятно. Значит, примерно в четырнадцать часов вы обнаружили труп. Теперь надо выяснить, кто последним и в какое время виделся с Качалиной.