При невыясненных обстоятельствах (сборник)
Шрифт:
— Лев Иванович, я вернулся. — Качалин чуть развел руками, выставив розовые ладони, и походил на рослого мальчика, который демонстрирует, что руки вымыл.
Лева лишь кивнул и саркастически ответил:
— Я вам очень признателен, Игорь Петрович. Идите сюда. — Он открыл дверь в кабинет.
За столом сидела Вера и, активно помогая себе языком, писала.
— Я попросил Веру Семеновну написать объяснение, — сказал тихо Боря.
— Абсолютно правильно. Значит, Игорь Петрович будет писать в другой комнате. — Лева хотел закрыть дверь, но Качалин
— Извините, если мне необходимо что-либо писать, то я желал бы это делать в кабинете. Я, кажется, у себя дома?
— Может быть, женщине и гостье вы уступите, не станете производить переселение? — Лева вновь попытался закрыть дверь. Качалин не отступил.
— Перебьешься, — заявила Вера, не прекращая писать, даже не взглянув на мужчин, застрявших на пороге. — Хозяин! Ты когда стал хозяином? Тело только вынесли. — Она отложила ручку, подперла ладонью подбородок: — Ты меня, хозяин, не раздражай!..
Качалин растерялся, стоял, нелепо раскорячившись. Леве стало неловко не только за него, но и за себя, он отстранил Качалина и сказал:
— У нас будет еще время побеседовать, я вас внимательно, Вера, выслушаю.
Девушка почувствовала служебный тон Гурова, мгновенно изменилась:
— Я ничего такого, нервы, Лев Иванович. Извините.
Качалин уже безропотно устроился писать объяснение в гостиной.
Когда Лева вошел в кухню, сидевший за столом Бабенко торопливо поднялся. Следовавший за начальником Вакуров самодовольно улыбнулся: в порученном ему подразделении был полный порядок.
— Лев Иванович, я все написал. — Толик даже попытался выйти из-за стола. Гуров не дал, насильно усадил на место. — Взгляните, может, я чего не так, переписать нетрудно, я мигом.
Лева посмотрел объяснение, положил перед Толиком:
— Все так. Прошу вас, опишите подробно, где именно, в какой позе лежало тело.
— Это зачем? — Бабенко крутил в руках тяжелую хромированную зажигалку.
— Порядок, — лаконично ответил Лева.
Гуров уже направился к двери, вспомнив, что у него в кармане лежат изящная зажигалка и ключи Качалиной, остановился. Что его заинтересовало? Ключи или зажигалка? Лева торопился, хотел скорее вернуться к Сергачеву, но ключи и зажигалка неожиданно остановили, притягивали к себе.
«Черт тебя возьми, Гуров, первый раз ты суешь сам себе палку в колеса». Лева подбросил ключи, поймал, подбросил зажигалку, поймал, уложил их на столе рядышком, взглянул на них чуть со стороны.
Тихо заурчал телефон, аппаратов в квартире было четыре, и каждый имел свой голос.
— Слушаю, — ответил Лева, продолжая завороженно разглядывать ключи и зажигалку.
— Ты что там, прописался окончательно и официально? Побереги честь бедной девушки, не бери трубку, — произнес насмешливый мужской голос.
— Лично я пока не прописывался, а вы кого имеете в виду? — спросил Лева и отодвинул ключи и зажигалку, пытаясь сосредоточиться, хотя даже не подозревал, что этот разговор поможет ему раскрыть преступление.
— В десять ты берешь трубку, — думаю, на чашку
— Минуточку, не вешайте трубку. — Лева положил трубку рядом с аппаратом и бросился в гостиную.
— Игорь Петрович, возьмите трубку, вас. — Он старался говорить спокойно, но задыхался так, словно пробежал километры.
Сергачев был здесь в двенадцать! Сейчас главное установить, кто говорит. Кто говорит? Лева гипнотизировал, старался взглядом подтолкнуть Качалина, который неторопливо отложил ручку, выпрямился, будто умышленно растягивая секунды, наконец взял трубку и, вновь вздохнув, произнес:
— Ну? Что, кто? Я. — Он взглянул на Леву, на трубку и положил ее на аппарат. — Разъединили или разъединились. Нужно будет, перезвонит.
Лева положил трубку в кухне и вернулся к Качалину.
— Абонент что-нибудь произнес? — спросил Лева.
Качалин лишь пожал плечами, продолжал перечитывать написанное.
— Игорь Петрович, это важно. Вы слышали голос абонента?
— Важно?.. Лев Иванович, что сейчас важно? Голос? Слышал. Он спросил: кто говорит? И все.
Зазвонил телефон, Лева сказал:
— Ответьте, постарайтесь поддержать разговор, — и бросился на кухню, взял трубку.
— Да, — сказал Качалин. — Вас слушают. Алло? Вас не слышно, перезвоните.
Лева снова вернулся в гостиную.
— Сейчас телефон так работает, перезвонят. — Качалин махнул рукой.
— Звонивший ведь сказал два слова, вы не узнали голос? — спросил Лева.
— Голос? — Качалин провел пальцами по внутренней стороне воротничка. — Душно. Знакомый. А в чем дело? Извините, но у Елены были свои знакомые, они со мной, как правило, разговаривать не желали.
— Спасибо. — Лева сел на кухне рядом с телефоном, не обращая внимания на испуганно жавшегося Бабенко и следовавшего за своим начальником Вакурова, положил голову на скрещенные руки и стал ждать.
Могли снова позвонить. Могли, но не звонили.
— Написали, что я вас просил? — Лева строго глянул на Бабенко.
— Пишу, пишу. — Бабенко суетливо начал перекладывать листки. — Как мадам лежала? Сей минут, нарисуем.
— Живописец! — Гуров в сопровождении Бори вышел на лестничную площадку. — Убивают, убивают, минуты отдохнуть не дадут. — Щелкнул Вакурова по лбу: — Когда начальство шутит, полагается улыбаться.
Гуров прошел в квартиру Сергачева, бросил взгляд на часы. «На чем прервал нас Боря двенадцать минут назад? Что-то о виновности, о том, что Качалин — подходящий для роли преступника человек. Сергачев тоже подходит для роли преступника. В двенадцать Сергачев находился в квартире Качалиной, в тринадцать хозяйку обнаружили мертвой. Врач полагает, что смерть наступила в период с двенадцати тридцати до тринадцати тридцати. Как ни печально, Сергачев очень подходит для роли преступника. Интересно, что он сам думает по этому поводу?»