Прибежище
Шрифт:
Ей стало тоскливо и тревожно – она нигде не может уйти от таких типов, кем бы они ни были. Женщина-психолог объясняла ей, что они цепляются к ней именно потому, что она ведет себя как потенциальная жертва. Но в чем состоит это поведение, она так и не поняла – она ведь просто сидела на скамейке и ровным счетом ничего не делала, чтобы их привлечь.
Она уже думала спросить, что это в пакетике такое – просто из зачарованного любопытства, чтобы знать, чем ее пытаются напичкать.
– Эй,
В этом длинном бутафорском плаще и с повязкой на глазу он выглядел скорее смешно, чем страшно – и все же наркоманы решили, что очень уж крупный этот тип в плаще и, не тратя больше зря времени, исчезли.
Он, возмущенно глядя им вслед, встал рядом со скамейкой.
Интересно, он тоже к ней подошел, потому что она выглядит как жертва? Психолог говорила, что есть люди, которым очень хочется спасать других – именно тех, кто ведет себя как жертва. Это похоже на такую странную, но занимательную игру.
– Средь бела дня пристают к девушкам! – сказал он, кажется, самому себе.
– Наверное, по мне видно, что я недавно в этом городе, – осмелилась предположить она.
Он посмотрел на нее более внимательно и слегка вздрогнул. Его серые глаза расширились – словно бы от изумления, словно он ее узнал. Затем он отвернулся, хмурясь, и по выражению его лица было трудно что-либо понять.
– Мы уже встречались? – растерянно спросила она. С ее слабой памятью на лица это было вполне возможно – а иначе как объяснить этот его взгляд?..
Он тут же покачал головой.
– Нет… не думаю… Просто ты мне кое-кого напомнила, вот и все. Как тебя зовут?
– Люба. А… вас?
– Владимир. Володя. Можно на «ты», я тебя всего на пять лет, я так думаю, старше.
– А откуда ты знаешь мой возраст?
– Догадался. Тебе ведь двадцать или около того?
– Верно… Двадцать.
Что-то тут было странное. Но его лицо – такое примечательное вроде бы – никого ей не напоминало. На лбу у него небольшой белый след, вроде как шрам – видела ли она такой? Может, да, а может, нет…
– Ты на этот возраст и выглядишь. Не думал, что кто-нибудь по доброй воле приедет сюда жить… Откуда ты?
– Из столицы.
Он недоверчиво покачал головой.
– Невероятно…
– Но я когда-то здесь жила, – объяснила она. – Решила вернуться.
– Да? Вот оно что…
Она заметила странную особенность – временами его добрые глаза становились слегка рассеянными, будто слова собеседника выбивали его на краткий момент из привычной колеи, но затем взгляд снова сосредотачивался
– И каково это, вернуться сюда?
– Не знаю, не могу сказать, – ответила она. – Я еще… толком не вернулась на самом деле. Это ведь не тот город, где я жила, того города больше нет.
Он рассмеялся. Ей понравился его смех.
– Ты права, в одну и ту
Тем временем небо заволокло облаками, и Володя с беспокойством посмотрел наверх.
– Кажется, пора мне собираться, – сказал он, поднимаясь со скамейки. – Отвлекся я на разговор с тобой, а сейчас ливанет. Ты недалеко живешь? Успеешь добежать до того, как дождь пойдет?
– Да, я живу совсем рядом, на улице Тучек.
– Очень подходящее название. В нашем городе часто тучки, и тебе придется к этому привыкнуть.
Люба рассмеялась.
– Но и солнце тоже иногда светит – я это даже, кажется, помню.
– Это верно…
– Мы еще увидимся?
Этот вопрос вырвался у нее совершенно непроизвольно, будто мозг временно перешел в автономный режим, оставшись при этом в налаженной связи с языком и голосовыми связками.
Он замер на полпути к своей сцене и посмотрел на нее со странной смесью удивления и сосредоточенного внимания.
Некоторое время помолчав, будто не находя, что ответить, он наконец сказал:
– Ну… Я-то здесь всегда в одно и то же время, так что если захочешь увидеться, приходи.
Люба сорвалась со скамейки и быстро понеслась к выходу из парка. Щеки у нее горели. Это же надо такое спросить после первой же встречи…
8
Владимир собрал свои шары, гирлянды, ящик для фокусов, обручи и поспешно запихнул все это в свой фургон. Он был взволнован, и потому перед тем, как ехать, присел на край сцены – обдумать случившееся.
Небо становилось все темнее, и ветерок коснулся листвы над его головой. Он был, пожалуй, даже рад непогоде – по крайней мере, она остужала голову.
Это действительно произошло?
Вот уж не думал, что когда-либо…
Когда-либо встретит ее.
Он помнил ее лицо так отчетливо, как будто это была жизненно важная информация, помнил, как ее звали, помнил ее возраст… Та десятилетняя девочка, которая в приюте стояла в темном чулане… Та девочка, которой он пытался помочь, которая отвергла его помощь. Та девочка, которая осталась в его памяти как самое болезненное и разрушительное, что он вынес в своей душе из того приюта – теперь все это накинулось на него, как будто произошло вчера.
Но что он должен был делать? Этот вопрос ставил его в нравственный тупик. Рассказать ей, каким образом они познакомились и где, разбередив тем самым ей рану? Возможно, она даже не помнит ничего – он где-то слышал или читал, что иногда у жертв насилия целые эпизоды выпадают из памяти, иногда даже целые года, что все воспринимается ими стерто – словно в полусне. И незачем ей напоминать об этом… Нет, совершенно незачем.
Он поймал в своей душе странное чувство – смутное желание увидеть ее снова вперемешку с тревогой. Что ему-то нужно от нее?..