Прибой у Котомари. Героическая повесть
Шрифт:
Баландин все еще держал узел в руках. Напряжение схлынуло, он предчувствовал удачу и не боялся отпугнуть ее неосторожным словом или поспешностью. Однако времени было в обрез. День клонился к закату, а еще ничего не было сделано.
Баландин протянул узел Мунко.
– Давай, - сказал он, - облачайся.
Мунко взял узел и скрылся в траве. Когда он появился оттуда, разведчики не могли удержаться от смеха: ненец выглядел как заправский японец. Форма пришлась ему впору и была, что называется, к лицу.
– Ну, Мунко!
– только и вымолвил Шергин.
А Калинушкин фертом прошелся перед ненцем, кланяясь и разводя руками:
– Комси-комса! Наше вам с кисточкой!
Кривляние Калинушкина не понравилось Мунко. Он посмотрел на него потемневшим взглядом:
–
– В устах ненца эти слова звучали как самое сильное ругательство.
– Вот те раз!
– притворно удивился Калинушкин.
– К нему с уважением, а он тебя матом! Какого-то сибико придумал.
– Сибико - это самка, - сказал Одинцов. Разведчики снова засмеялись, на этот раз над Калинушкиным.
– Ладно, - пригрозил тот, - я ему ату гусыню припомню! Не мог по-человечески обозвать, змей!
– Все, - сказал Баландин, жестом прерывая веселье.
– Порезвились и хватит.
– Он достал из-за пазухи планшетку с картой.
– Где твое озеро, Ун?
Кореец помедлил, прикидывая, потом ткнул пальцем в нижний обрез карты.
– Та-ак, - протянул Баландин.
– По прямой - километров десять. Учитывая рельеф и вид транспорта, кладем два часа. А?
– Он посмотрел на разведчиков. Те согласно кивнули.
– Отлично, - продолжал Баландин, - поспеют как раз к темноте. А нам что ни темней, то лучше. Теперь главное - взрывчатка. Ун, что можно раздобыть на озеро?
– Он говорит, - перевел Одинцов, - что не знает, есть ли там тол. Но бомбы есть. В складе на берегу.
– Что в лоб, что по лбу, - сказал Шергин.
– Бомбы даже лучше. Две дуры килограмм по полста - и хватит, А для затравки пяток шашек с собой возьмут.
«Лошадь кстати, - подумал Баландин.
– На себе бомбы не попрешь».
– Далеко от склада до плотины?
– Не очень. Ун говорит, что можно доехать за час.
– Добро. Теперь слушай внимательно, Мунко. Приедете - пусть Ун тебя куда-нибудь спрячет. Маскарад маскарадом, но лучше не лезть па глаза. Дальше. Склад берите ночью, когда все уснут. Часового хочешь не хочешь - придется снимать. Дождись смены и снимай. Тогда у вас часа два, а может, три в запасе будет, смотря через сколько они сменяются. Грузите бомбы - и к плотине. Ну а там сами сообразите, что к чему. Да не забудьте колеса обмотать. Чтобы ни стуку, ни скрипу, понял?
– Понял, командир.
– Тогда собирайтесь. Влас, давай шашки и шпуры.
– Лучше целый заряд взять, командир. У нас есть готовые.
– Неси. Заряд так заряд.
– Товарищ старший лейтенант, - сказал вдруг Одинцов, - а если к Мунко кто-нибудь пристанет? Разговорчивый какой-нибудь, вроде того в траншее? А Мунко по-японски ни слова.
– Это уж точно, - сказал Калинушкин, - Ни в зуб ногой.
Баландин пожал плечами:
– Тут ничего не поделаешь, сержант. Будем надеяться, что любителей поговорить не найдется. А потом, с ним Ун. Догадается, как выкрутиться в случае чего,
– Командир, - подал голос Рында, - а пусть Мунко зубы завяжет. Болят, мол, зубы, отвалите.
– А что? Верно, - сказал Шергин.
– Иван молчит, молчит, а скажет - так в точку. Замотай чем-нибудь, Мунко, и мычи, если прицепятся.
Баландин засмеялся.
– Придется замотать, Мунко. Все правильно, ни одна собака не догадается.
– Он стряхнул о планшета дождевые капли.
– И вот что еще. Надо по возможности блокировать подступы к озеру. На тот случай, если Влас и Федор управятся раньше Мунко. А это без сомнений. Хорошо бы, конечно, сработать синхронно, но чудес не бывает. Плотина у черта на куличках, а танкер рядом. Когда пушки взлетят, заварушка, сами знаете, какая поднимется. Тут и надо помочь. Мунко.
– Баландин опять смахнул капли с планшета.
– Озеро - вот оно. И две дороги. Эта и эта. Первая так себе, вроде тропинки, а вторая грунтовка, хоть на машине кати. Но место для засады есть. Мост. Видите? Устроен - лучше не придумаешь. Слева болото, справа - море. Мост заминируем. Это по твоей части, Иван. Сделаешь что надо и, если попрут,
– На полчаса работы.
– Закругляйтесь. Проверь все: мошки, троса, лодку. Мунко, готов?
– Готов, командир.
– Отправляйтесь. Берешь?
– спросил Баландин, видя, что Мунко засовывает за пояс свой аркан.
– Ненец без тынзея - какой ненец?
– Ну смотри.
– Лакамбой, командир. Прощай!..
Дорога петляла между сопок, взбиралась па пологие гладкие вершины, ныряла в овраги, пересекала многочисленные речки и ручьи. Воды на бродах было немного; виднелось усеянное галькой дно и камни на нем, среди которых шныряла серебристая стремительная форель.
Лошадь входила в воду безбоязненно, с шумом расплескивала ее; светлые струи мутнели; форель молнией кидалась в стороны и пропадала в холодной глубине.
Ун, не оборачиваясь, правил лошадью; свесив ноги, Мунко сидел позади корейца, погруженный, казалось, в созерцание открывавшихся видов. Он думал, и мысли его были короткими и простыми. Он думал о тундре. С тех пор как он знал себя, он знал тундру - ее неоглядность летом, белые снега зимой, перекочевки, оленьи аргиши, косяки крикливых птиц, дымные чумы, в которых всегда пахнет шкурами и рыбой и где женщины ждут мужчин, чтобы накормить их и отдать им свои ласки.
Он вспомнил жену Ванойти и разговор с Калинушкиным. И рассердился на него. Глупый человек Федор. Не знает жизни. Такой жены, как Ванойти, нет ни у кого в стойбище. Большой калым дал за Ванойти Мунко. Десять оленей дал. Лучшие торбаса шьет Ванойти. Все женщины завидуют. Двое детей у них. Оба - хасава нгацекы [18] , крепыши. Хорошо. Охотниками будут. Старшему уже десять весен. Когда Мунко вернется, он научит сына стрелять из ружья. И бросать тынзей. Они пойдут в тундру и там поймают оленя. И он покажет сыну, как надо колоть оленя. С одного удара, чтобы не мучить. Покажет, как подрезать сухожилия и снимать шкуру. Мужчина все должен знать. Мужчина - охотник. Пусть растут сыновья. Хорошо. Он спокоен. Ванойти хорошая жена. Он вернется. Они будут сидеть в чуме, пить спирт, есть печень, и он расскажет Ванойти, как воевал. А если бил ее - так что? Все бьют. Ванойти - нгамзани пеля, часть его плоти. Разве не знает этого Федор? Глупый Федор. Как сибико гуся. И жизнь плохо знает. Совсем не знает. Командир знает, Влас знает, а Федор нет…
18
Хасава нгацекы (ненецк.) - мальчик.
Эта мысль вернула Мунко хорошее расположение духа. Он вытащил трубку и стал сосать ее. Потом потихоньку запел, прикрыв глаза и покачиваясь в такт движению повозки.
Он пел старую песню о старике и старухе, у которых было семь сыновей. Первый сын - Харюци, второй сын - Вануйта, третий сын - волк, еще один сын - лесной медведь, еще сын - белый медведь, еще сын - росомаха, еще один сын - Минлей [19] . И отпустил старик своих сыновей в разные места. Харюци и Вануйте он дал оленей. Сыну-волку сказал: «Ты кормись оленями Харюци и Вануйты». Лесному медведю сказал: «На земле питайся». Белому медведю сказал: «Иди к морю, в воде живи!» Росомахе сказал: «Ты ведь не можешь живых зверей добывать, где найдешь падшего зверя - его и съешь! Добудут Вануйта и Харюци в слопец [20] песца - его съешь!» Минлею сказал: «Ты своим путем иди. С разными птицами ведь справишься».
19
Минлей - мифическая птица.
20
Слопец - ловушка.