Прибой у Котомари. Героическая повесть

Воробьев Борис Тимофеевич

И еще день шел Мунко. Река на пути. И стал он рыбой. И мать-нельма сказала ему: «Иди к берегу твоей извилистой протоки, иди на место твое, где дети наши и любовь наша. Иди в твой город, висящий на конце крапивной нити…»

Третий день идет Мунко. Олени встретились ему. И старый самец, в глазах которого отражалось небо, сказал: «Иди к пастбищу твоему. На место твое иди, где летний заяц и нежная женщина. Иди в твой город, висящий на ветках семи берез…»

На четвертый день вышел Мунко к другой реке. Черная вода текла в ней, черная трава росла на берегу, а за поворотом увидел Мунко черный чум. Удивился Мунко: сколько лет жил в тундре, не видел таких чумов. Остановился он. Тихо было возле чума. Ветер не дул в этих краях, вода не плескалась. Только кричала в реке невидимая птица гагара. Долго стоял Мунко. Хотел уже войти в чум, посмотреть, но тут вышел к нему большой старик.

«Старый, однако, - подумал Мунко, - совсем белый».

–

 Вот ты пришел!
– сказал старик.

И Мунко увидел его мертвое костяное лицо. И понял, что пришел на Монготта, реку Мертвых, где живет бог Нум - отец всех ненцев.

–  Я миндумана [40] , - ответил Мунко.

–  О сав!
– сказал старик.
– Глаза Нума видели твой путь. В чум пойдем. Лаханако [41] будет. Язык оленя будет.

Черные постели [42] лежали в чуме. Старик усадил Мунко напротив входа - на место почетного гостя. Поставил два блюда - с языками и кровью. Уселся сам.

40

Я миндумана (ненецк.) - по земле жизни я пришел.

41

Лаханако - разговор.

42

Постели - оленьи шкуры.

–  Ешь, однако.

Мунко взял язык, обмакнул в кровь, стал жевать терпкое и солоноватое от крови мясо.

«Вера такая [43] , - думал он.
– Ненцы всегда ели мясо с кровью. Нельзя в тундре без крови, кости мягкими станут…»

Старик с одобрением глядел па него.

–  Ты хорошо воевал, - сказал старик.
– Нум видел твои дела. Ты сын своего отца.

–  Слабого оленя догоняет сармик [44] . В моем роду не было слабых.

43

Вера такая - обычай такой.

44

Сармик - волк.

–  О сав!
– откликнулся старик.
– Не было! Все улетели к верхним людям [45] . Ты последний. Худо, однако. Закончится род.

–  Семя мое в детях живет.

–  Сколько пешек [46] замерзает в буран? Дети твои малы. А буранов в жизни много.

–  Вырастут дети. Ванойти хорошая мать.

–  О сав!
– сказал старик.

Они доели языки и допили кровь. Старик поднялся:

–  Пойдем, однако.

Они вышли из чума.

45

Улететь к верхним людям - умереть.

46

Пешка - новорожденный олень.

–  В тебе больше сил, хахая нями [47] , - сказал старик, - взойди на высокое место, покричи оленей. Три раза покричи, больше не надо.

Поднялся Мунко на холм, смотрит - нигде пи одного оленя нет. Однако закричал три раза. Взглянул - из-за реки бегут три черных оленя. В воду бросились, поплыли. На берег вылезли.

Стал старик запрягать оленей. Левого вперед выдвинул, пелекового [48] запряг, третьего в середину поставил. Постель положил в нарту.

47

Хахая нями - мой младший брат.

48

Пелековый - правый.

–  Три года меня не будет, а ты на четвертый год выходи ко мне навстречу.

Только эти слова и сказал старик. И прах поднялся над тундрой, и свист многих крыльев наполнил ее: звери бежали прочь и птицы летели в другую сторону. Они так сильно махали крыльями, что погас огонь в чуме. А кто не успевал убежать и улететь - падали под копыта черных оленей.

Три года как три дня прошло. Живет Мунко в чуме, сам не знает, живой он или мертвый.

Вечером загремела нарта.

«Должно быть, старик», - думает Мунко. Только подумал - анас [49] показался.

Нум как сыч сидит, совсем костяным сделался.

49

Анас - нартовый поезд, аргиш.

–  Как съездил?
– спросил его Мунко.

–  К брату ездил. К Падури [50] . Хороших бегунов [51] дал брат. Садись, поедем на место твое.

Попрыск [52] ехали. В полдень увидели одного дикого оленя.

Старик сказал:

–  Изготовь твой лук, хахая нями.

–  Где ж возьму его?
– спросил Мунко.

–  Разве не видишь, - сказал старик, - в нарте твой лук.

Изготовил лук Мунко. Выстрелил. Дикий олень упал. Подъехали они к тому дикому оленю - стрела шею его пополам разрубила.

50

Падури - бог, покровитель оленей.

51

Бегун - быстрый олень.

52

Попрыск - пробег оленя от остановки до остановки.

Старик опять сказал:

–  Изрядная сила у тебя, мой брат.

Съели они печень оленя. Остальное в нарты положили, дальше поехали. Еще попрыск гнали. Пристали олени, хромать начали. Старик бросал им кровь [53] из копыт.

К берегу приехали. Желтый лед лежал на воде. Снова удивился Мунко: сколько лет жил в тундре, не видел льда летом. Спросил у старика.

–  Это мой мост. По этому мосту я хожу к людям; и это не лед, а железо.

За мостом снова трава пошла, знакомые места стали встречаться. Старые чумовища [54] увидел Мунко, а еще дальше - сломанные опрокинутые нарты, торчащие к небу тюры [55] и оленьи мертвые головы. Догадался, что старик привез его к родовому хальмеру [56] . Отец похоронен тут. И отец отца. И все мужчины рода.

53

Бросать кровь - пускать кровь.

54

Чумовища - места, где стояли чумы.

55

Тюр - шест, с помощью которого управляют оленями, хорей.

56

Хальмер - кладбище.

–  Слезай, - сказал старик.
– На земле предков умрешь. Нум будет твоим самбаной [57] .

Старик поднял бубен. Солнце и луна были нарисованы на нем и ребра оленя.

Трижды прокричала гагара [58] .

–  Не спеши, - сказал старик.
– Нум еще не сделал бубен летним [59] .

Опять закричала гагара.

Старик ударил в бубен колотушкой. Гром прокатился по тундре, и стало слышно и видно до самого края. На полуночи белый медведь грыз нерпу, волк преследовал оленя на восходе, и в других концах слышались вопли и стоны.

57

Самбана - лицо, ведающее похоронами и проводами души умершего в загробный мир.

58

Гагара играла большую роль в верованиях ненцев. Ей приписывалось содействие Нуму при сотворении мира. Кроме того, она «несла в небо» молитву шамана.

59

Сделать бубен летним - разогреть его, улучшив тем самым звучание.

–  Белый олень!
– крикнул старик.
– Из дома, покрытого черным зверем, приди сюда!.. Удержи свой гнев!.. С чистого неба на холмистую землю спустись!.. На белого оленя сядем верхом, белую олениху поведем в паре!.. В город твой спустись!.. Заговори!.. Явись, могучий!..

Смотрит Мунко - черной тундра стала, будто ночь наступает. Видит - нож достал старик.

–  В место твое иди!

И погрузил нож в грудь Мунко. Из-под лопаток вышел нож, разрезав сердце. И небо упало на Мунко.