Одновременно вздыхали, прислонялись к стене и снова погружались в мечты о тихом семейном счастье, или о легком романчике, да о том, чтобы на юга махнуть.
Дом у нас был – чистой воды высокое искусство. Ну, то есть, не очень высокое, всего пять этажей, четыре подъезда, по три квартиры на площадке.
Двери в парадные деревянные, периодически освежаемые, благодаря хулиганам. Бывало, проснешься утром, а на двери свеженький маркер: «Галка – дура», «Семен – понтон», «Спартак – чемпион», порой – и полюбопытнее, на современный лад. А к вечеру уже чьего-нибудь мужа или сына можно было увидеть с баночкой краски, замазывающим эти безобразия. Краска у каждой семьи имелась разного цвета. Кто-то балконные рамы весной обновлял, в рыжий выкрашивал. Кто-то с прошлогоднего ремонта в ванной немного зеленой сохранил, у прочих в арсенале имелось несколько начатых банок. Рано или поздно дверь становилась пятнистой, аляповатой. Кто-нибудь постоянно ругался по этому поводу, и дворнику приходилось закрашивать это буйство цветов зеленой эмалью. Потом все вандалы то ли выросли, то ли выбрали себе другой дом для художественной самореализации, а наш подъезд так и остался с зеленой деревянной дверью. Краска со временем начала трескаться и облезать, обнажая всю свою многослойность, и каждый считал своим долгом поддеть ногтем какой-нибудь особенно выпирающий кусочек. Стены же в подъезде были выкрашены обыкновенно: бежевые до середины, сверху – белая штукатурка. По привычке все облокачивались, и отлипали потом, побеленные, громко матерясь, так что все жильцы были в курсе: кто-то снова проклял рабочий класс, побелку и весь белый свет. Проще говоря – прислонился к стене дух перевести.
Снаружи же дом ничем
примечателен не был. Весь бледно-розовый, не новый, не старый, успевший уже выцвести и слегка обрасти плесенью. Во время дождя стоял поникший, точно крыса, свалившаяся в канализацию. Серо-розоватый, весь в грязных мутных потеках. Перед каждым подъездом стояло по одной, а где и по две, лавки. На них в любое время суток занимали оборонительно-наблюдательные позиции женщины в преклонном возрасте. Проходя мимо них, я всегда ждала, что кто-нибудь громко скажет: «идти, суд сидит!», или «господа присевшие, сегодня наш суд рассматривает дело Евгении из сорок третьей квартиры». Но это только мои фантазии. На деле же их мужья выкладывали на газетках тараночку и соленья, готовясь принять первый за день долгожданный стопарик согревающей жидкости, и научить более юных и менее опытных собутыльников уму-разуму.
В то же время женский коллектив обнаруживал свою осведомленность по всем фронтам и в любом вопросе, касавшемся жильцов нашего дома. Шло активное обсуждение верного и мудрого ведения хозяйства, посадки, полива и сбора урожая, заготовки домашних закруток, частоты и порядка уборки в доме. Осуждались незамужние тетки, журились маленькие хулиганы, мешавшие мирному течению бесед. Спорили ожесточенно, во многих вещах не согласные друг с другом. Каждая знала, какой длины юбки положено носить приличной замужней женщине, как вкуснее пожарить картошечку, когда выбивать ковер со стены, а когда- половики. У каждой было свое мнение насчет пенсионных отчислений, работоспособности мужчины, лучшей закуски к водочке. Все сходились только в одном: молодежь нынче пошла чересчур распущенная.