Причём тут менты?!

Осокин Дмитрий

— Пошли!

— Э! Там в машине мой паспорт, прошу прощения!

— Он у меня, не боись. Идем.

Тачка остановилась у подножия небольшого естественного холмика, на вершине которого за невысоким заборчиком стояли три домика, напоминавшие если не о матриархате, то уж о чем-то пасторально-колхозном — точно!

Я уже не боялся. Я знал, куда мы приехали.

Заборчик действительно оказался низеньким, но за ним маячила пара-тройка таких же камуфляжников с помповиками.

— Не думал, что у вас такие хреновые дела ребята!

— Ты молчи пока, по-ял?!

— Смекаю.

Весь

антураж мог иметь только одно объяснение — скорый приезд горячих родственников Шамиля. Безусловно, у каждого уважающего себя бизнесмена должна быть дача в каком-нибудь модном месте: в Комарово, под Зеленогорском, на перешейке… Но у всех бизнесменов, которые уважают еще и свою жизнь, обязательно имеются и подобные домики — неказистые с виду, но добрые внутри. Для гарантированного отдыха от бурной борьбы за существование.

Добра внутри того домика, в который меня отконвоировали, и впрямь хватало: факсы, баксы, ни единой кляксы на итальянской офисной мебели. С обстановкой дисгармонировал только какой-то тщедушный, лысенький и сутулый мужичонка лет пятидесяти, колдовавший над таинственными рулонами распечаток. Он насвистывал «Шестую симфонию» Шостаковича. Марш фашистских оккупантов выходил очень убедительно.

Меня провели дальше. Еще комната — какой контраст! Зелень, пальмочки-плющ, попугайчик, никакого похмельного гудения принтеров. И знакомое лицо.

— Без проблем? — спросило лицо у моих конвоиров.

— Да милицейские помогли. А со вторым побеседуют на месте.

— Уже беседуют. Здравствуй! Дайте-ка мне его ксиву… Проходи.

На «здравствуй» я только сдержанно кивнул. Здоровались уже! Пусть и по телефону.

— Проходи! — кивнул Вад Таранов на следующую дверь.

Еще когда меня выгрузили из «козелка», я допер, и ЧТО случилось, и КАК оно произошло. У «Астратура» с большинством РУВД уже с год существуют договорники «о совместном проведении следственно-розыскных мероприятий», типа пактов о взаимопомощи. Тайных пактов: когда я просил у Игоря разрешения намекнуть на существование подобных соглашений в «Нота Бене», он только хмыкнул: «Не нужно такой рекламы!»

— А как к такому беспределу относится ГУВД?

— Нормально. Существует разъяснительное письмо из Москвы, в котором черным по белому отпечатано: «Нужно поощрять становление частных охранных и сыскных агентств, оказывать им поддержку, привлекать к сотрудничеству». И так далее. Ты понимаешь, зачем я тебе об этом говорю?

— Очевидно, чтоб я представил себе картину.

— Угу. А это зачем мне надо?

— Думаю, ты рассчитываешь на то, что я представив картинку, не стану о ней распространяться…

— Неужели я ошибся в расчетах?

— Ты же у нас никогда не ошибаешься!

— И не говори! Самому странно!

Такой вот был разговорчик. Давно, с год назад.

Аккуратно обойдя Вада Таранова, смотревшегося в цивильном словно заштатный учитель физкультуры в смокинге (хотя какой смокинг! Краповые брючки, белый свитер!), я прошел по коротенькому коридору и распахнул указанную дверь.

И тут меня все-таки выбили из колеи!

Не физически, избави Бог, во мне еще оставалось достаточно оптимизма, чтобы предположить, что никакого насилия не произойдет — не должно при вице-президенте-то! Но психологический удар был ужасен: Корнев оказался без костюма!

Меньше всего мне хотелось бы, чтобы вы поняли меня превратно. Он не был голым, нет — сине-зеленый банлон, брючки цвета морской волны после шторма, лакированные туфли, ансамбль завершал неизменный золотой «роллекс» на сильном запястье… Но — без костюма?! Без пиджака, без галстука, без белой сорочки?! На секунду мне показалось, что вернулись студенческие времена — с тех пор, как Игорь связался с «Астратуром», я его в таком виде еще не видел!

Вот сейчас он встанет, поворчит на до-Цента Преображенского, а затем мы выйдем из старенького «Гидрокорпуса» и поспешим в «Хьюстон-Мутный глаз», считая по пути мелкие деньги… Хотя зачем, мы бодро пропьем его «роллекс»! Все возвращается!

— Извини, что тебя доставили без надлежащей помпезности. После того, что ты на говорил Ваду, я опасался, что тебя будет не так просто уговорить заехать к старому другу. Или подружиться с головой и отбросить ненужные подозрения.

Нет, ничего не возвращается. И «Хьюстон-Мутный глаз» давно уже закрыт, там, по-моему, какой-то магазин, в этом славном политехническом пивняке в начале Гражданского… и не пошел бы уже туда Игорь. Да и я постеснялся бы предложить ему пропить «роллекс».

— Я же сказал по телефону…

— Ты наговорил слишком много. Сядь. Подумай. И скажи мне, положа руку на одно место, к чему мне было приказывать стрелять в какого-то журналюгу?

— Вад просил молчать. Мы — я, Гаррик — возможно, и стали бы. А Василиваныч и не собирался. Да и мы теперь молчать не будем.

— Вот видишь? Разве такая ваша реакция — что-то из ряда вон? Разве ее нельзя было предугадать? Ты знаешь, мы — контора серьезная. Не наша вина, что кто-то захотел ее подставить.

— Ага, подставить!

— Посуди сам. Допустим, Игнатенко действительно убрал Шамиля, хотя нам это не выгодно ни экономически, ни… гм… политически, пройдет слух, что мы начинаем ломать паритет — нам же припишут и убийство «жмеринского» лидера.

— Слух прошел.

— А нам и приписали. Уже. Хотя с ним мы вообще не пересекались. И ссориться ни в коем случае не хотели. Они не слабее нас, по большому счету.

— Значит, будете воевать?

— Попытаемся оправдаться. Вот почему нам важно, чтобы вы пока не шуровали во всем этом говне.

— Ага, значит, все же «важно»?!

— Ну, можно сказать.

— А Василиваныч молчать не захотел, вот его и…

— Дима!

Корнев достал сигаретку, щелкнул зажигалкой, задымил. Я тоже закурил — не предложенную штучку из пачки «Давидоффа», а свою «беломоринку». Выпустил дым в сторону Корнева, слишком уж он не любит их запаха.

— Пытаешься подчеркнуть свою независимость? — ухмыльнулся он. — Скорей невоспитанность элементарная проявляется. Ну да ладно. Не на брифинге. Ты в курсе подробностей вчерашнего?