Причина его одержимости
Шрифт:
– Помогите! Люди! Убивают.
– Ах ты ж сука! – ревет урод, хватая меня за волосы и впечатывая головой в стену, видно, чтобы я заткнулась. В глазах темнеет скорее от страха, чем от удара. Парализующий ужас расползается по коже леденящим ознобом. Но прежде, чем страх меня окончательно порабощает, я слышу чьи-то быстрые шаги за спиной.
ГЛАВА 7
– Постой. Наверное, нужно вернуться, – не своим, севшим от страха голосом каркаю я и оборачиваюсь к
– Зачем? – резко парирует Кир.
– Как это? Нужно вызвать ментов. Скорую.
– Зачем? – повторяет, как робот, Воржев, ставя меня в тупик. И правда. Зачем? Потому что так надо, когда ты чуть было не стал причиной чей-то смерти? Или стал. Я же не удосужилась проверить, дышит ли мой обидчик – так сильно была им напугана. К тому же, как я и говорила, у нас в фонде свои протоколы. И факт нападения мне обязательно следует зафиксировать. Естественно, речь идет о нападении на меня, а не о том, что случилось после. Это могло бы помочь доказать, как опасен муж моей подопечной. Впрочем, кого я обманываю? Наше законодательство не предусматривает такого понятия, как охранный ордер. Ничего бы я этим не добилась. А вот Кирилла могла бы подставить. То, что он сделал в подъезде, защищая меня… Та жестокость, с которой он это сделал… Господи! Что это было вообще?!
Приподнимая на теле тонкие волоски, на коже выступают мурашки. Перед глазами странной раскадровкой мелькают события последних минут. Правду говорят – страх мобилизует организм. Я все происходящее запомнила в тошнотворно отчетливых, пугающих своей звериной жестокостью деталях. Звуки шагов Кира за спиной, глухие удары, хруст костей, болезненные стоны и запахи: металлический аромат крови, вонь нестиранного белья и испарения с пыльным послевкусием мела от недавно побеленных стен, кажется, навсегда въелись в память.
– Ты же мог его убить, Кир! – срывает меня.
– И что? Тебе жалко этого мудака?
С шумом выталкиваю воздух, загостившийся в легких. Господи, ну чего я, и правда? Мне будет только на руку, если Кирилла вдруг арестуют. Кто отдаст ребенка потенциальному уголовнику? Никто. Я заберу дочь. И за это даже не придется собой расплачиваться. А то, что он защищал меня, ровным счетом ничего не значит. Я, конечно, премного благодарна, но защищать себя именно так я не просила. Он мог бы обезвредить нападавшего и обратиться в полицию. Вместо этого Кир зверски его избил.
Щека горит. Оказывается, сопляк все это время очень внимательно за мной наблюдает. Остается только надеяться, что в неярком свете, идущем от приборной панели, ему не удалось разглядеть лишнего.
Он только что чуть не убил человека! Псих. Какой же он псих! В глаза смотреть страшно – там пустота. Мальчишка даже на секунду не усомнился в том, что поступил правильно. Вот как так можно?
– Мои чувства к делу не относятся. Нам нужно было зафиксировать факт нападения. –
– Для чего?
– Для того чтобы обезопасить нашу подопечную. Фонд, в котором я работаю, помогает женщинам, пострадавшим от домашнего насилия.
– Я знаю, Аня. Прошу заметить, что переломав мудаку руки и ноги, я эту вашу страдалицу защитил гораздо более эффективно, чем это смогла бы сделать система.
Ну, еще бы. Фыркаю, но тут же вновь скатываюсь в тихую истерику. Меня просто размазывает от его спесивой самоуверенности. И абсолютной непрошибаемости.
– Ты настоящий звереныш.
– Вот именно. Я буду глотки рвать за свое. Хорошо, что ты это понимаешь.
Звучит просто кошмарно. Так какого же черта внутри что-то екает, и вместо того, чтобы убежать от него на край света, я лишь все надсадней дышу?
– В скорую все равно надо позвонить. Это не по-людски.
– Да и похер. Сама сказала: я – звереныш.
– Зверям тяжело в клетке. Не боишься, что тебя посадят, если тот мудак так и помрет в подъезде?
– Нет.
– Полагаешь, смерть ему не грозит? – растерянно ловлю его взгляд.
– Полагаю, что к моменту, когда его обнаружат, никаких доказательств моей причастности к этому не останется.
– Ты уберешь свидетелей? – с намеком тычу большими пальцами себе в грудь. Кир в ответ хищно оскаливается:
– Нет. Всего лишь подчищу записи камер.
– Это не поможет, если я буду свидетельствовать против тебя. – Не знаю, зачем лезу на рожон.
– Ты не будешь.
– Так в этом уверен?
– Конечно. Аня, ты умная женщина и понимаешь, что тебе никто не поверит.
Я до того расшатана, что продолжать разговор просто нет сил. Но я все равно уточняю:
– Почему это?
– Потому что ты очень заинтересована в том, чтобы, убрав меня с радаров, прибрать к рукам наследство отца.
– Мне оно не нужно, – устало вздыхаю я.
– Расскажи об этом ментам, которые станут тебя допрашивать.
Осознание того, что он скорей всего прав, выбивает последнюю подпорку. Отвернувшись, вгрызаюсь зубами в плечо, чтобы не завыть в голос. Все же играть в сильную женщину и быть ей – две большие разницы. А ведь я, вжившись в роль, уже было поверила, что выковала в себе стальной несгибаемый стержень. Но ни черта! И Кир это понял сразу.
– Постой, – вскидываюсь, – а куда мы едем?
– Домой.
– Ты же говорил – завтра!
– А потом тебе к глотке приставили нож. Я не могу тобой рисковать. К тому же один день ничего не изменит.
– Я не буду с тобой трахаться сегодня! Ты что, не видишь?! Я и так не в себе!
И уж не знаю, почему, но именно эти слова достигают цели. Кир резко выворачивает руль. Останавливается, прижавшись к обочине, и поворачивается ко мне. Глаза горят демоническим огнем, крылья носа нервно вздрагивают: