Причина надеяться

Бенкау Дженнифер

– Они не воспринимают меня всерьез, и это не смешно, Сойер.

– Да знаю я. Извини.

– Давай поговорим об этом позже? Спокойно?

– В любое время. На какой уровень плохого настроения мне настраиваться?

– Пива будет достаточно.

– Сегодня ты не высосешь всю выпивку из моего паба?

– В другой раз.

Мы снова устремляемся вперед, и, когда я незаметно посматриваю на сестру краешком глаза, наши взгляды встречаются, потому что она пытается делать то же самое. Мы оба не можем сдержать смех.

– Ладно, серьезно, – говорит

Зои. – Что это за девчонка? И почему ты с ней не заговорил?

– Заговорил! – По дороге к машине я рассказываю ей о своих жалких попытках уговорить безымянную уличную певицу на один вечер спасти мой паб и мою задницу.

– А почему ты предлагал ей работу, если на самом деле хотел пригласить на свидание? – интересуется Зои.

Терпеть ее не могу! Всегда бьет точно в цель. Туда, где больнее всего.

– Потому что… Потому что…

– Ах, потому что, – любезно повторяет Зои.

– Именно. Потому что.

Мы приближаемся к моему Ford Transit на парковке. На лице Зои появляется задумчивое выражение, пока она с трудом перебирается из кресла-каталки на пассажирское сиденье. Это само по себе можно назвать спортивным подвигом, так как в фургонах они расположены намного выше, чем в седанах. Впрочем, я бы ни за что не посмел помогать ей, пока она сама не попросит. Есть ошибки, которые совершаешь лишь однажды.

– Ты даже не спросил у нее, куда она едет? – спрашивает сестра. – Судя по твоему рассказу… ее это будто тяготило.

Мне больше ничего не приходит в голову, кроме как опять пожать плечами.

– Знаешь это ощущение, когда понимаешь: если скажешь одно неверное слово, человек испарится?

– Как с пугливыми лошадьми, – откликается Зои, и хотя прозвучало грубовато, похоже, она говорит с уважением. – Когда хочешь слишком много и слишком быстро, тебя отбрасывает на целые годы назад. Припаркуешься за меня, хорошо?

Я поднимаю кресло в кузов и закрепляю ремнем возле ящиков с пустой тарой. Затем залезаю в кабину и включаю зажигание.

– В фильмах, – продолжает Зои, – такие женщины вновь появляются несколько лет спустя, когда герой женится на женщине номер два.

– Спасибо. Именно это я и хотел услышать.

– Ну, это же значит, что ты женишься.

– Класс. Ты приглашена на свадьбу.

– О боже, правда? Я приду, но только если мне разрешат выбрать платье невесты.

– Обязательно. Буду подбирать себе жену, исходя исключительно из того, разрешит ли она тебе выбрать платье.

Мы выезжаем с парковки, и моя рука застывает на полпути к рычагу включения дворников, потому что, вопреки ожиданиям, они мне совершенно не нужны.

– Дождь прекратился! – радостно восклицает Зои. – Разве это не хороший знак? Я возвращаюсь в Ливерпуль, и ливень, который не переставал целую неделю, заканчивается. Смотри, на востоке даже солнце показалось!

Ханна

Поездка до Сент-Хеленса занимает чуть больше двадцати минут, но эти

минуты растягиваются в вечность. Как я буду петь эту песню, если сейчас мне хочется только рыдать?

Чтобы отвлечься, думаю о парне, который предложил работу в своем пабе. Раньше я часто выступала в подобных заведениях. Это всегда было чем-то особенным – ловить уникальное настроение и вплетать его в песни, как блестящую нить в красивую ткань. От одной мысли об этом у меня начинает покалывать в животе. И я бы действительно с удовольствием помогла этому Сойеру.

Но кого я обманываю? Сперва мне нужно помочь самой себе.

В Сент-Хеленсе вокзал без крыши, и, выйдя из вагона, я вижу удивительно ясное небо. Над верхушками деревьев простирается светлая, залитая солнечным светом синева. На пару секунд я, как слепая, уставилась в небеса, а в ушах зазвенел голос, как будто эти слова звучали прямо сейчас, прямо здесь:

Ладно, тогда желаю тебе, чтобы дождь закончился.

Делаю что могу.

Буквально через секунду я качаю головой, поражаясь себе самой. Сойер Ричардсон, должно быть, посмотрел чертов прогноз погоды. Говорят, иногда он действительно сбывается. И весьма вероятно, что скоро опять польет дождь.

Я спешу добраться до остановки, пока еще и автобус не ушел из-под носа. А когда снова выхожу на Суинберн-роуд, лужи на асфальте искрятся под солнечными лучами. Ба жила совсем рядом, так что мне здесь знаком каждый переулок. Поют птицы, словно пытаясь призвать весну на пару недель раньше. Где-то вдалеке звонят колокола аббатства, а во дворе младшей школы играют дети.

Не могу вспомнить, когда я в последний раз так свободно дышала. Однако осознание этого несет с собой одновременно приятное и болезненное ощущение, потому что я все еще направляюсь на похороны бабушки.

После того как проходящий мимо мужчина с окладистой бородой и в засаленной кепке с тревогой смотрит на меня, я замечаю, что плачу. Потом ускоряю шаг, чтобы он со мной не заговорил, и просто даю волю слезам. Когда, если не сейчас? Лишь приблизившись к кладбищу и увидев, что моя семья уже ждет на краю парковки, я вытираю лицо рукавом и беру себя в руки. Ради мамы. Для нее эти похороны тяжелее, чем для каждого из нас, потому что она была невероятно близка со своей матерью. Я же, напротив, за последний год приносила ей одни огорчения. Сейчас мой долг – быть рядом с ней. Быть такой сильной, как только смогу.

Мы обнимаемся вместо приветствия.

– Наконец-то ты пришла, Ханна, мы уже начали переживать. Возникли какие-то проблемы? – Она крепко прижимает меня к себе, и тем не менее я чувствую между нами дистанцию. Она не может простить меня за то, что я совершила, и даже теперь, невзирая на ее горе, мамин гнев ощутим, хотя она старается его не показывать.

Мне так жаль, мам. Честно.

Я выдавливаю из себя улыбку.

– Просто дурацкий инцидент на вокзале, из-за которого я опоздала на пересадку. Но теперь я здесь.