Причина успеха
Шрифт:
Генри отвез Гюнтера обратно в поселение, а я сказала, что поеду следом. У меня еще оставались кое-какие дела. Когда я уже садилась в джип, ко мне подошла Линда. Она направлялась в больницу.
– Надеюсь, вы собой довольны, – сказала она.
– Мне очень жаль. Это случилось не по моей воле. Мы находились в экстремальной ситуации.
Она посмотрела на меня.
– Я вас не виню, – проговорила она. – Перед ним невозможно устоять.
– Я этого не хотела.
– Это он виноват. Ублюдок.
– Ублюдок?
Вид у нее был такой, будто она вот-вот заплачет.
– Очевидно, нет.
– Но раньше?
– У нас было что-то вроде романа... наверное. В Чаде. Всего несколько недель. Потом я уехала в Нигер. Но, когда я узнала, что он приезжает к нам... Вы знаете, как это бывает... Я вообразила, что...
– Знаю, – ответила я. – Поверьте мне.
– Правда?
Я кивнула. На сердце у меня было гадко.
– А как же вы? Что будет между вами?
– Это был всего лишь... Это больше не повторится, – решительно произнесла я.
– Хорошо, – сказала Линда, – спасибо.
И тут я подумала: а ведь мне хочется, чтобы это повторилось! Дерьмо.
В поселении Гюнтер захотел поговорить со мной с глазу на глаз.
– Конечно, подойду через минуту.
Я зашла в свою хижину и с силой ударила себя по лбу. Все летело к чертям. Теперь Гюнтер ни за что не окажет нам специальную помощь. Он вообще может уволить меня.
– Дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо, – повторяла я.
У двери раздалось шуршание, и появилась Сиан.
– Извини за то, что я наговорила о вас с Генри. Не знаю, что на меня нашло...
– Ничего страшного. Прости, я не могу сейчас... Мне нужно...
Она села на кровать.
– Из-за всех этих неприятностей я чувствую себя так неуверенно, я...
– Я понимаю, но сейчас я не могу разговаривать. С какой стати ты взяла, что...
– Ну, вы с Генри так близки, и иногда он ведет себя очень странно.
– Но он же мой ассистент. Извини, мне правда нужно идти. Мы можем поговорить позже?
– Я просто хотела извиниться. Извини. Просто... я сейчас так нервничаю...
– Знаю. Я чувствую то же самое. Послушай, мне нужно идти. Гюнтер собирается прочитать мне нотацию.
– О нет, мне так жаль. Я просто...
– Выброси из головы. Поговорим позже. Гюнтер стоял у входа в хижину и раздраженно щелкал пальцами. Только бы он не подслушивал!
– Давайте пойдем к обрыву, – сказала я. – Там можно спокойно поговорить.
Мы шли молча до самого обрыва. Я знала, что он скажет. Я остановилась и посмотрела ему прямо в глаза.
– Я хотел поговорить вот о чем, – начал он. – Да?
– Я тоже работал в лагерях беженцев – много, много лет. Однажды в Камбодже я спал с тремя медсестрами сразу, и ни одна из них не подозревала о существовании
– Я знаю.
– Но ты проявила инициативу. И преданность своей работе. И храбрость. Ты сама фотографировала и собирала данные?
– Да.
– Так пойдем и посмотрим, что у нас есть. – Он положил руку мне на плечо. – Работа в лагере организована необычайно разумно и эффективно. Я поражен. Ты и твой персонал очень... хмм... энергичны.
Он откинул голову и опять зашелся хохотом. Он напугал меня, и прекрасно понимал это.
Глава 17
Перед отъездом Гюнтер взглянул на фотографии из Кефти и выслушал наш отчет с показной невозмутимостью. Я надеялась, что на этот раз мне удалось убедить его и он пообещает что-нибудь предпринять. Но вместо этого он заверил нас, что УВК ООН в Абути все известно о саранче и беженцах, и они не считают ситуацию серьезной. Поскольку корабль прибудет со дня на день, мы справимся с любыми неприятностями. Так и сказал. Меня охватила паника. Я попыталась спорить с ним, доказывать, что, если корабль не придет, случится катастрофа, – нам уже не хватает продовольствия и медикаментов. Гюнтер пообещал обо всем позаботиться. Весь день мы с Генри занимались обустройством зоны приема гостей и разбивали новое кладбище.
В пять часов ко мне подошла Сиан. Она не могла смотреть мне в глаза.
– Рози, тебе нужно поехать в больницу. Там Хазави и Либен Али.
Я прокляла всё на свете, что не попросила кого-нибудь позаботиться о них, пока буду в отъезде.
Либен Али держал Хазави на руках – кости, обтянутые кожей. У нее был сильный понос, рвота и высокая температура. Он вытирал ей попку тряпкой. Слезы бежали по его щекам, оставляя бороздки. Он поднял глаза и увидел меня. Лишь на секунду в его взгляде застыл упрек, но этой секунды было достаточно.
Хазави умерла в восемь. Либен не мог смириться с тем, что ее больше нет. Окружающие люди перестали для него существовать. Он вымыл ее маленькое тельце и надел на нее зеленое платьице, в котором она всегда ходила. Потом положил ее на плечо и очень медленно вышел из больницы, теребя ее за щеку, как всегда делал раньше. Я вышла за ним, но он не понимал, что я рядом. Было темно, из больницы доносился пронзительный горестный плач. Вдруг Либен присел на корточки на обочине и взял Хазави одной рукой, как грудного ребенка. Он расправил ее платьице и погладил то, что осталось от волос.