Причины отделения
Шрифт:
Какое прелестное слово «независимость».
– Значит, по-вашему, мы победим в войне?
Отец Алекс отклонился назад с руками на груди.
– У церкви нет мнения на этот счет. Церковь не будет делать ставку.
– То церковь. А вы сами?
– А мое мнение позвольте сохранить в тайне между умом и сердцем. Но если бы я сделал ставку…
– Тогда что?
– То отдал бы выигрыш бедным из-за своего обета нестяжания.
Забавляется, скотина.
– А что же проигрыш? – дожимал Майк.
– А я не ставлю, если
Какой надутый гад! Хотя и добрый: веяло от его улыбки теплом. «Пошали и ты», – как бы призывала она.
На лице Майка заиграла ответная улыбка. Все же вдруг по части надутого гадства они одного поля ягоды?
– Ну ладно, Аристилл вас заинтересовал из-за слов Фарадея о будущем электричества. А ко мне-то вы зачем пришли?
Его лицо стало серьезным.
– Я хочу поговорить о моральной стороне вопроса. О доктрине Справедливой войны. Если этот конфликт разгорится до открытого противостояния…
– Святой отец, вы в окно давно последний раз смотрели? Он уже разгорелся. Наши корабли захвачены, на нас напали.
Отец Алекс понимающе кивнул.
– Я веду к тому, что войну нужно вести честно.
Майк помотал головой.
– Бой на ринге и стычка в подворотне – вещи разные. Мы не будем сидеть сложа руки. Будем биться: на кону наши жизни.
– И души. Майк, быстрый, но порочный путь может приносить плоды, но в долгосрочной перспективе разрушителен!
Майк открыл рот, но отец Алекс не дал возразить.
– Я знаю, что вы с коллегами оглядываетесь на отцов-основателей США. Они прекрасно сознавали важность своей роли в масштабе мировой истории, понимали, кем будут для потомков. Они сражались честно, провозгласили свободу вероисповедания, создали Конституцию на идеях Просвещения – благородные поступки, которым еще тысячу лет влиять на мир. Но было и много недостойного: рабство, истребление индейцев и так далее. Тут все вносит свой вклад – не столько в современность, сколько в будущее. – Он буравил Майка глазами. – Помните, Майк, что в ближайшие несколько месяцев перед вами не один раз встанет нравственный выбор – самый важный в жизни. Кто бы ни одержал победу, ваши решения затронут судьбу миллионов – миллиардов! – потомков. Один раз закроете глаза на подлость, срежете путь по кривой дорожке… Вам известно первоначальное значение слова «скандал»?
– В смысле политический?
– В смысле христианский. Изначально это не просто зло, но зло, ведущее к нравственному падению ближнего. Если пойдете на сделку с совестью, не только возьмете грех на душу, но и подставите тысячи и миллионы тех, для кого в будущем станете моральным ориентиром.
– То есть жить как прежде уже нельзя, думай о потомках? Это вообще реально или сказки?
Отец Алекс только молча поправил воротник.
– Ушли от ответа?
– Ответил. Указал на свой воротник. Вот и намекай людям, право…
Майк закатил глаза.
– Гримасничайте сколько угодно, Майк, но
– Вот, значит, мораль проповеди? Не шали, история наблюдает?
– Именно. И не нужно так пренебрежительно. В моих словах скрыто куда больше, чем кажется на первый взгляд.
Майк прикрыл глаза рукой.
– Алекс, у меня и так зад в мыле, а тут еще и вы со своими нравоучениями.
– А почему у вас все так, Майк?
– Намекаете, сам виноват?
– Нет, интересуюсь. Возможно, вы сами выбрали этот путь – тогда и разбираться придется самостоятельно. В том числе с необходимостью не преступить черту нравственности. Однако если Господь вас на него направил, что ж, для своих целей он всегда найдет нужные средства.
Майк сердито насупился.
– Вы, помнится, вначале посчитали меня католиком. Так вот, нет. Я верю в науку: инженерию, математику, экономику. И не считаю, что Богу понадобилось подряжать людей на свои задачи.
Отец Алекс не сводил с Майка цепких глаз.
– Майк, я и сам в прошлом физик. Я верю, что Господь если и нарушает законы сохранения, то крайне редко; что он большой любитель термодинамики и что с лептонами забавляться не станет. А еще, что у него в большинстве своем есть мнение по поводу вектора развития истории и определенным людям он готовит определенные роли.
Вдруг у святого отца проснулся телефон. Он молча взглянул на экран и спрятал обратно.
Майк в это время успел бросить взгляд на часы в настенном мониторе.
– Святой отец, вы простите, но у меня и вправду дел по горло. Выделить средства ополчению, обговорить вариант частичного банковского резервирования, разобраться с конкурсом СМИ, придумать чудо-план по спасению Дарси…
Отец Алекс поднялся.
– Благодарю, что уделили время. Избавляю вас от своего общества, у меня как раз назначена еще одна встреча. Не прощаюсь, Майк!
Тот тоже поднялся.
– Еще встреча? С кем же тайный агент Ватикана встречается помимо революционеров?
– Термин «тайный агент» у нас не приветствуется, – улыбнулся Алекс.
Майк прищурился на него. Речь точная, изворотливая, более того, не без каламбуров. Переиграл все-таки Майка. Он тоже улыбнулся.
– А про Ватикан, значит, ничего не скажете?
– А что говорить? – Алекс выгнул бровь. – Я с самого начала был уверен, что вы отыщете информацию о моей работе в Ватиканской Обсерватории. – Он помотал головой. – У нас вышла такая занимательная беседа, но тут, Майк, вы меня огорчили! – В его улыбке скользнуло ехидство опытного проказника. – А если по существу, у меня в Аристилле несколько задач. Самая захватывающая – сбор фактов для обсуждения вопроса, имеют ли нечеловеческие сущности душу.