Причуды колоды (книга первая)
Шрифт:
Их достаточно редкие встречи тоже не приносили ожидаемого счастья. Она продолжала учебу в Ленинграде – он в Москве, а менять эту ситуацию не имело ни смыла, ни желания. Он прекрасно понимал, что его победа оказалась «пирровой». Если и случались какие-то мимолетные радости, то они все происходили только в Москве, а обожаемый ею Ленинград доставлял ему лишь сердечные муки и разочарования.
Она прекрасно к нему относилась, но, просто, так и не смогла полюбить! А ему другого было не надо. Был лишь один, останавливающий их от окончательного разрыва, фактор – она особенно была привязана к Соне, а он обожал ее отца. Удивительно, что она и Соня родились в городах, названия которых отличались
Вытерпев два года, он сказал: – «Давай разводиться». Ее ответ: – «А, что скажет Соня!?» не удивил, но разочаровал. Еще, где-то внутри теплилась искорка надежды, а вдруг… Но потом был простой ленинградский ЗАГС и «Звезда пленительного счастья». С тех пор он ни Ленинград, ни Питер не любил и не стремился там бывать без особых причин.
Прощаясь, опять же, на перроне Московского вокзала она попросила его не сообщать о случившемся ее папе, пока сама она не будет готова это сделать. Пообещав, он, тем не менее и вполне сознательно, это обещание тут же нарушил. Отец был расстроен! Поступая так, он хотел остаться в ее памяти хуже, чем был на самом деле, чтобы никакое иное чувство к нему, кроме истинной Любви, не заставило ее снова допустить ошибку и вернуть их отношения.
Через несколько лет, когда она, уже защитив кандидатскую диссертацию, вернулась к себе на малую Родину в Ивано-Франковскую область, вышла замуж за все того же Сережу Лапко с тоже отрицательным резус-фактором, родила ему двух сыновей и снова развелась – случилось горе! Он получил от нее письмо, в котором она сообщала о чудовищной смерти своего отца, пришедшего домой после очередного «раскрепощения» с друзьями и решившего, чтобы не так расстраивать жену, немного проспаться в прилегающем к их дому сквере. А утром соседи нашли его стоящее тело у ограды с непонятно, как и почему, пережатой сонной артерией. Вскрывавший его патологоанатом сказал, что в его организме не было ни единого изъяна, он мог бы еще прожить, как минимум, до ста лет. Но колода этого очаровательного 50-летнего богатыря, жонглировавшего 2-х пудовыми гирями и «окавшего», как все уроженцы Архангельского края, распорядилась иначе!
При этом она ему написала, что папа его очень любил и если бы он тогда исполнил ее просьбу, возможно, все бы смогло снова стать иначе и в их личной судьбе. Этому он не поверил, отправил ей свои соболезнования и приписал: – «Неужели, ты так ничего и не поняла? У меня разрывалось сердце, но, именно так, я тебя отпускал на свободу». В ответ от нее пришло уже последнее письмо, где говорилось, что, получив его признание, она прорыдала всю ночь.
Он еще не мог поверить в то, что вдруг произошло. Где-то по соседству зазвучали слова знакомой песни его юности: -
«Прошла любовь, прошла любовь,
По ней звонят колокола!
Прошла любовь, прошла любовь,
Как хорошо, что ты была!»
Его душевная боль, мучившая последние годы, ушла неизвестно куда, он успокоился и крепко, как в детстве, уснул. Ему снилось, что он и его дружбаны возвращаются из бани вместе с наследным принцем из Бангладеш, а тот смеется и говорит, перемежая русский с английским, о том, что ему никогда не было так хорошо, даже тогда, когда его отмачивали в коровьем молоке после суток, проведенных в дерьме отхожего места во время войны за независимость. А внезапно появившийся из-за спины Воланд, ухмыляется и тихо шепчет ему на ухо: – «Ну, что теперь ты понял, кто управляет жизнью человеческой?».
Он проснулся, улыбнулся и снова подумал, что нет ничего лучше русской бани. Жизнь продолжалась!
Закончился
Он и его одноклассники сидели на «Перекопе» – высоком берегу Оскола, за общим столом, накрытым на земле, и произносили тосты с пожеланиями каждому чего-то личного. Когда дошла до него очередь получать эту «путевку в жизнь» от своих товарищей, Сашка Сычев сделал ему незамысловатое, но ехидное пожелание с подтекстом: – «Пусть тебя в жизни всегда будут любить женщины!», а сидевшая рядом Люда Лушпаева, переглядываясь с ним, согласно кивала головой. Дело в том, что эта волоокая голубоглазая блондинка сводила его с ума весь последний год, не обращала внимания на его страдания и признания в нежных чувствах, а отдавала не скрываемое предпочтение ничем, по его мнению, не примечательному Сашке.
Наверное, именно поэтому очередная влюбленность проходила особенно болезненно и долго, еще и отвлекая его от выпускных экзаменов, в результате которых ему светила «золотая медаль». Когда у него появились боли в центре живота и периодическая рвота, испуганная мама заставила его обратиться к врачам, которые обнаружили у него язву 12-ти перстной кишки. Любящая мама, конечно же, была уверена, что это результат его нервного напряжения, связанного с предстоящими экзаменами. Но он-то отлично знал, что экзамены ему «до лампочки». Учился он всегда легко и непринужденно, а вот вредная Людка – это «хуже керосина». И он был прав. Именно она, как и очаровательная ведьма из тысячи пятьсот семьдесят первого года, оставившая Воланду на память боль в колене, была причиной этой язвы, мучившей его потом еще долгие годы.
Затем каждому выпали причуды своей колоды. Его завертела студенческая жизнь в Москве. Люда и Сашка стали мужем и женой и остались в Волоконовке.
Уже через много лет на одной из встреч выпускников их класса, сидя за столом рядом с Людой, он спросил ее о детях. Вдруг она, как-то поникла и по ее щеке прокатилась горькая слеза. Она встала из-за стола и вышла из зала. Сидевший рядом Колька Богачанов спросил: – «Ты чё, ничего не знаешь? Они ведь потеряли сына». Потом он рассказал, что их мальчик однажды пришел из школы и повесился, не выдержав испытаний безответной любви или стараясь, что-то кому-то доказать по этому поводу. Слушая Колькин рассказ, он снова заметил промелькнувшую усмешку ехидного Воланда.
……
Его воспоминания о всех тех, кто подарил ему всегда ожидаемые, но по странному, таинственному и непонятному закону всемогущей Природы, чаще всего, так и не наступающие предчувствия настоящей Любви, опять прервались.
Их заглушил громкий топот козлоногих читателей, требующих: «Кончай бадягу! Давай про интимные подробности! Обещал, ведь, собака!».
Сквозь их стройные ряды, расталкивая всех локтями, пыталась прорваться неугомонная Ксюша Собчак, спешившая первой (даже раньше товарища Познера) взять у него интервью.
За их спинами, по подиуму, шаркающей кавалерийской походкой, под ручку с Ксюшиной мамашей, затмевающей своим очарованием даже незабвенную ведьму из Эпохи Возрождения, угрюмо плелся Воланд со своей новой свитой – игриво приплясывающим, неунывающим Юдашкиным и галдящей ватагой его звездной клиентуры. Невооруженным взглядом было заметно, что перепуганный и явно постаревший Мессир теперь даже думать не может про праздничную ночь и бал у Сатаны. Озираясь по сторонам, он промямлил: – «Ну, ладно, ты это, давай не выпендривайся. Видишь люди ждут!».