Приданое для Царевны-лягушки

Васина Нина Степановна

Веня тут же захлопнул дверь ногой. Через секунду дверь опять с силой распахнулась, шарахнув по стене. Зашел совершенно голый Федор, волоча по полу обмякшую Аврору.

– Тони! – тихо, но многозначительно заявил он. – Если ты не присмотришь за кошелкой, я за себя не ручаюсь! – и с силой запустил Аврору по паркету.

Она проскользила почти до кровати, остановившись у коврика. Подумала и прилегла на него головой, прошептав еле слышно:

– Зарублю...

– Минуточку! – опомнился Платон, увидев, что племянники уходят. – Я не могу спать с этой женщиной! Я не могу оставаться в

одной комнате...

– Господь Всевидящий простит меня за грехи... – прошептала Аврора.

– Какие еще грехи? – склонился с кровати Платон. – Вы тут грешить собираетесь? Немедленно убирайтесь!.. спать. Немедленно.

– Платон Матвеевич, – прошептала Аврора внизу.

– Что еще? – тоже перешел на шепот только было улегшийся обдумать эту идиотскую ситуацию Платон.

– Я пьяная очень.

– А кто вас просил напиваться?!

– Я пьяная, не могу хорошо объяснить, чтобы вы поняли...

– Вот только объяснять мне ничего не надо, ладно?

– Надо, Платон Матвеевич! – уверенно заявила Аврора и вдруг тихонько всхрапнула.

Не поверив, Платон опять склонился вниз головой. Спит! Честное слово – спит! Он сел, не представляя, что делать. Заснуть в одной комнате с этой женщиной он не сможет, это понятно, но куда ее деть? Разве что отнести потихоньку на диванчик в кухне?.. Спала же она там все это время...

Пробравшись на цыпочках в кухню, Платон открыл крышку-сиденье и к своему удовлетворению обнаружил там маленькую подушечку из его кабинета, плед и простыню. Наскоро застелив диван простыней, он опять же на цыпочках вернулся в спальню, поднял одной рукой Аврору и отнес ее на кухонный диван. Укрыл пледом с головой. Подумал и еще накрыл голову подушечкой. Тихонько вернулся в спальню. Забрался под пуховое стеганое одеяло, лег на спину...

Вероятно, сон не успел захватить его полновластно и мгновенно, как в первый раз. Платон услышал глухие удары из-за стены, вскочил и бросился в коридор. Из библиотеки уже выбегал Веня.

Дверь в гостиную была двойная, распашная. Платон столкнулся в двери с племянником, несколько секунд они протискивались в комнату, мешая друг другу, и Платон в эти секунды увидел сначала глаза Илисы из вороха кружевного постельного белья – испуганные, огромные. И только потом – Аврору, размахивающую у пианино красным пожарным топором на длинной ручке.

Подбежавший Веня обхватил сзади Аврору, заваливая ее, а Платон ухватился за топор.

– Как же вы не понимаете! – еле ворочая языком, объясняла Аврора. – Нельзя такого допустить!

Вениамин, ухватив рукой под подбородок, уволок ее из комнаты. Аврора елозила ногами по полу и, жестикулируя, все пыталась объяснить свою ненависть к пианино и тупость присутствующих, допускающих наличие этого инструмента в комнате для молодоженов. Платон вышел, пятясь и прижимая к себе пожарный топор. Осторожно прикрыл створки двери. Перевел дух.

Аврора, уронив голову на грудь, сидела на полу в коридоре, прислоненная спиной к стене, и похрапывала.

Отдышавшись, Веня назидательно произнес:

– Тони! Как же ты не уследил?!

– Где она взяла топор? – не слышит его Платон.

– Тони! Нельзя допустить, чтобы пианино пострадало.

– Я знаю, где! –

понял Платон, показывая на полуоткрытую входную дверь. – Она выходила в подъезд! У нас же пожарный стенд на втором этаже!

Он уверенно отправился вернуть топор на место и, только спустившись на несколько пролетов, заметил, что одет совершенно неприлично. Белая рубашка, бабочка, семейные трусы и носки.

Стекло пожарного стенда оказалось разбито. С большими усилиями, стараясь не пораниться торчащими осколками, Платон кое-как приладил топор на держатели. В этот ответственный момент мимо него наверх по лестнице пронеслись двое мужчин с оружием и в омоновской экипировке. Платон почуял неладное и поднимался наверх быстро, переступая ногами в носках через две ступеньки.

Он немного опоздал. Омоновцы были уже в коридоре. Вениамин лежал на полу, закрыв голову руками. Аврора сидела там же и похрапывала. В живот появившегося в дверях Платона уткнулось дуло автомата.

– Сигнализация! – простонал он, хватаясь за голову.

Двести долларов.

– Ты чего столько отвалил? – удивился поднявшийся с пола Вениамин. – Они же один раз приехали.

Платон в ответ потряс выпрошенными у служивых наручниками.

Они посмотрели на спящую Аврору. Потом Платон просительно и жалобно глянул на Веню.

– Нет, Тони, – покачал тот головой, отступая. – Это твоя заморочка, ты с нею и разбирайся. Я ее к себе в комнату не возьму. Боюсь, зашибу ненароком. Я еще не отошел.

И хотя Веня настаивал, что лучше не оставлять кошелку без присмотра даже в наручниках, Платон перетащил и пристегнул Аврору к трубе батареи в кухне. Он положил на пол плед, чтобы ей было не совсем уныло лежать. Потом принес рулетку, измерил расстояние от батареи до диванчика и ушел к себе совершенно успокоенный: если она оклемается и захочет лечь на диван, расстояние вполне допустимое, чтобы устроиться с вытянутой пристегнутой рукой.

Вернувшись в спальню, Платон не смог сразу забраться под одеяло – его слегка трясло, лоб был потный. Он походил туда-сюда по комнате, посмотрел на часы. Половина восьмого... На этот раз процесс залезания под пуховое одеяло был значительно ускорен. Но заснуть Платон долго не мог – прислушивался и сильно иногда жмурился, прогоняя видение Авроры, пробравшейся к молодым с выдернутой из стены батареей и размахивающей ею над головой. Потом наступил наконец блаженный миг перехода от реальности к условному отображению жизни – Платон задремал и уже начал было поворачиваться на правый бок... Но ноге что-то мешало, сквозь сон он удивился – что там может лежать?.. А когда проснулся, понял, что там, в ногах, копошится кто-то живой.

Как в кошмаре, он сел и осторожно потянул на себя одеяло, стараясь не анализировать ощущения своей правой ноги, на которой явно лежал кто-то теплый и живой.

Одеяло медленно ползло вверх, открывая сначала ворох чего-то белого и кружевного, а потом – голову и полные розовые локотки в оборках кружев.

– Платон Матвеевич, не тяните на себя одеяло, – спокойно попросила Илиса и тоже села.

Поскольку Платон только замычал с отчаянием глухонемого, она ухватила ручкой край одеяла и натянула его на себя, укладываясь.