Приданое Эсмеральды (Виски Бич)

Робертс Нора

– Несправедливые и неправильные вещи происходят каждый час, каждый день.

– Какая печальная и циничная точка зрения.

– Реалистичная, – поправил ее Эли.

– Я не согласна, черт побери! – вспыхнула Эйбра. Давно копившееся возмущение вырвалось наконец наружу. – Это всего лишь оправдание собственного бездействия.

– У тебя есть предложения относительно того, как вести себя, когда тебе предъявляют законным образом выданный ордер?

– Спокойно отнестись к документу – это совсем не то, что спокойно относиться к тому, что происходит в жизни. Я не адвокат, но меня воспитывала мать-юрист, и я понимаю, что для получения ордера им пришлось

надавить на судью. Готова спорить, что давил на него этот самый коп из Бостона.

– Тут с тобой не поспоришь.

– Он должен ответить за это. Ты можешь подать на него в суд за то, что они пытались на тебя давить. По идее, ты должен быть на них зол.

– Я и был зол. Я разговаривал с моим адвокатом. Если он не раздумал, мы будем говорить с ним о судебном иске.

– Почему же ты сейчас так спокоен?

– О господи, Эйбра! Я взялся готовить курицу по рецепту, найденному в Интернете, потому, что меня разозлил приход полиции, и мне нужно было чем-то себя занять, чтобы не сойти с ума от устроенного в моем доме бедлама. Мне еще безумия не хватало!

– Мне тоже. Только не говори мне, что несправедливость – это в порядке вещей. Система создана не для того, чтобы людям постоянно отвешивали пинки и удары. Я не настолько наивна и знаю, что такое случается, и довольно часто. Однако я достаточно гуманна, чтобы не желать кому-то несправедливости. Мне нужно выйти на воздух! – едва ли не выкрикнула она и вышла из дома через дверь, ведущую на террасу.

Подумав, Эли отложил в сторону нож, рассеянно вытер руки о штанины и вышел вслед за ней.

– Бесполезно, – вздохнула она и, махнув рукой, принялась расхаживать по террасе. – Все бесполезно.

– Ты о чем?

– О том, что мне не помогли даже два шоколадных печенья.

Эли был! наслышан о чудодейственной силе шоколада, якобы снимающего любые стрессы. Сам он предпочитал в подобных случаях пиво.

– Откуда ты узнала об обыске?

– Во время утреннего занятия йогой, от одной из моих учениц. Она обожает сплетничать, сплетни – ее религия. Настоящая стерва. Я же стервозных баб на дух не переношу. От них исходят негативные вибрации, – добавила Эйбра и даже встряхнула руками, как будто стряхивая эти самые вибрации. В ее собственных глазах она пуп земли, такая праведная, ей до всего есть дело. О том, что происходит в твоем доме, она рассказывала так, будто туда прислали спецназ арестовать матерого преступника. Преступника, с которым я имею несчастье состоять в близких отношениях. Послушать ее, она беспокоится за всех жителей нашей округи и, конечно же, за меня, как будто ты можешь задушить меня, разбить мне голову или… Эли, прости… – недоговорила она. – Наверно, я это зря. Это было глупо. Глупо, бесчувственно и стервозно, хотя, как было сказано, я ненавижу бессердечных стерв и человеческую глупость. Мне следует подбодрить тебя, поддержать морально, а вместо этого я цепляюсь к тебе, зачем-то задираю, говорю всякие гадости и глупости. Я больше не буду. Наверно, мне нужно уйти и унести с собой мое гадкое настроение.

В глазах Эйбры промелькнули досада и ярость. Было видно, что она зла на саму себя. Дувший с моря ветер овевал ей лицо, путая волосы, отчего казалось, будто они исполняют некий безумный танец.

– Знаешь, моя семья и мои друзья, которых я оставил, не говорят о таких вещах. Нет, они все ходят вокруг да около, втянув голову в плечи, как будто мои проблемы – это какой-то слон! Да что там слон, тираннозавр! Иногда мне казалось, что он проглотит меня с потрохами. Но они все ходили вокруг него на цыпочках

и отказывались сказать даже лишнее слово. «Не надо расстраивать Эли, не надо, чтобы он об этом думал, а то вдруг он впадет в депрессию». Из-за этого волей-неволей впадешь в депрессию. Ведь каково Эли, знать, что они не могут или не хотят рассказывать о своих собственных чувствах. Что там они на самом деле думают, кроме избитых фраз типа «все будет хорошо, мы твой надежный тыл». Нет, оно, конечно, приятно, когда к тебе хорошо относятся, но нежелание говорить вслух об этом жутком тираннозавре, нежелание делиться истинными чувствами – от этого порой хотелось выть.

– Они тебя любят, – перебила его Эйбра. – Они переживают за тебя.

– Знаю. Я ведь приехал сюда не только затем, чтобы бабушке было не так одиноко. Я уже решил для себя, что должен оставить родительский дом и подыскать другое место жительства. Я этого не сделал лишь потому, что не нашел в себе сил, но я точно знал, что должен уйти от этой ползучей тишины – ради себя и ради них.

Боже, как она его понимала! После того как Деррик ее избил, люди тоже ходили вокруг нее как на цыпочках, боялись сказать не те слова, боялись вообще что-то говорить.

– Вам всем тогда пришлось несладко.

– А сегодня мне пришлось рассказать им о том, что происходит здесь, лишь бы только они не узнали об этом от других людей.

Эйбру захлестнула волна сочувствия. Она как-то не задумывалась на эту тему.

– Представляю, чего тебе это стоило.

– Но что мне еще оставалось? Я, правда, все преуменьшил, так сказать, в духе семейства Лэндон. Ты первая, кто честно поведал мне о своих чувствах и мыслях, не стала дозировать и отфильтровывать их. Первая, кто не стал притворяться, будто этого ужасного гигантского ящера здесь нет, что кто-то разбил голову Линдси и что многие полагают, что это сделал я.

– Мысли и чувства и их страстное выражение были в ходу в моем доме.

– Кто бы мог подумать!

Эйбра улыбнулась:

– Я не собиралась ничего говорить. Но, должно быть на сегодня я выбрала мою квоту сдержанности, так как каким-то чудом не дала Хизер пинка.

– Ну, ты даешь!

– Я владею искусством тай-чи. – Эйбра демонстративно встала на одну ногу, приняв позу журавля.

– А я было решил, что это кун-фу.

– И то, и другое – боевые искусства, так что смотри и запоминай. Кстати, я уже спокойна.

– Я тоже.

Эйбра подошла к нему и обняла обеими руками за шею.

– Давай кое о чем договоримся.

– Хорошо, давай.

– Когда в этом возникнет необходимость, наши мысли и чувства мы будем, как карты, выкладывать на стол. И если в комнату войдет какой-нибудь динозавр, мы не будем делать вид, будто не замечаем его.

– Это как кулинария. Ты добилась в ней больших успехов, чем я, но я все равно буду пытаться.

– Хорошо. Сейчас мы вернемся на кухню, и я посмотрю, что ты будешь делать с курицей дальше.

– Договорились. Мы сядем за стол, и я скажу кое-что еще.

С этими словами он отвел ее обратно в дом. Подойдя к кухонному столу, он взял перец и внимательно осмотрел его, решая, как с ним поступить.

– Я покажу тебе, что с ним делать.

С этими словами Эйбра вычистила из перца семена и порезала его на дольки. Эли потянулся за своим бокалом.

Корбетт знает, что я не убивал Линдси.

– Что? – резко обернулась к нему Эйбра. – Он так и сказав эта тебе?

– Да. У меня нет оснований считать, что он шутит, Корбетт признался, что читал мое дело и понял, что я ее не убивал.