Придет Мордор и нас съест, или Тайная история славян
Шрифт:
И во всем этом, в том всем чуде ужасно пахло свежеподжаренным кофе.
— Кофейная фабрика, — сказал Юрий, увидав, как мы дергаем носами, словно кролики, и указал на кирпичное здание, стоящее за рядом домов. — Там кофе делают.
В доме Юрия проживала его жена — вечно обиженная на все и вся пани с острым, словно карандаш, носом. И пожилые родственники: веселый, будто щенок, дедуля и прелестная бабулечка. Сам дом походил на несколько сдвинутых вместе и объединенных в единый организм дачных халуп. Каждая комната была совершенно иной песней. Самыми трогательными были попытки украсить эту бесформицу. Грядочки на дворике были
Со стариками поговорить не удалось. На все вопросы они отвечали, к примеру: «Езус Хрыстус круль Польски аллилуя, аллилуя, аминь» или же «Кто ты естеш? П'oляк малы, большевика гонь, гонь, гонь» [11] . Складывалось впечатление, что они до конца не понимают, что говорят.
Мы сбросили рюкзаки в комнате, похожей на каюту какой-то лайбы, расплатились с Юрием и вышли во двор.
— И что? — спросил Гавран с кривой улыбочкой, с еще не подкуренной сигаретой во рту.
11
Попурри из детского патриотического стишка: «Кто ты такой? Маленький поляк. Каков твой символ? Белый орел…» и призыва: «Гони, гони большевика!»
— Ну… — должен был признать я. — Ничего.
Мы уселись за поставленным под черешней столиком. Тот был застелен клеенкой, прикрепленной к столешнице кнопками, чтобы покрытие не улетело. Я подал Гаврану огонь. Бабулечка пришла с двумя чашками чая. Вышел и дедуля. Вынул сигарету и прикурил ее спичкой.
Гавран кашлянул.
— Прошу пана, — запел он по-восточному [12] , глядя на деда, — а где тут водки можно купить?
Я фыркнул от смеха. Дедуля тоже широко ослабился и ответил на ломаном польском:
12
Намек на распевную манеру разговора поляков с «Кресув Всхудних» — «восточных украин», тех земель, которые раньше принадлежали Польше: Галичины (Восточной Галиции) и Подолии.
— Еще Польска не згинела, дай нам, Боже, здрове.
— У него Альцгеймер, — пояснил появившийся в дверях пан Юра. — Идете, панове, еще в город погулять? А то скоро темно будет [13] .
— А… э…, — не сдавался Гавран. — Может, какую рюмашку на дорожку? На коня, что ли?
— Какую-какую? — делал вид, будто не понимает, пан Юра, поскольку видно было, что идею рюмашки он воспринимает без особого энтузиазма.
— Ну так может, — щелкнул Гавран по горлу, — чего-нибудь булькнем?
13
Как уже упоминалось выше, пан Юрий знает польский язык не ахти. Русские слова в его речи выделены наклонным шрифтом.
Пан Юра мрачно поглядел на Гаврана, потом на меня, вздохнул и пошел в дом. Вернулся он с водкой и двумя рюмками. Налил нам.
— А пан? — спросил явно разочарованный Гавран.
— А я не пью, — ответил пан Юрий. Мы молча выпили, поблагодарили и вышли.
Гавран
— И что это за квартира у русского, который не пьет, — ворчал он. — Сразу мог бы сказать, мы бы поискали кого-нибудь другого. Ну, блин, курва-мать…
— Ну, — отвечал я ему как-то не в жилу. — Гляди. Там вон лавка. Пошли, пива какого-нибудь себе возьмем.
А там имелось кое-чего лучшего, чем пиво. Штука называлась «джин-тоник» и продавалась в маленьких бутылочках по 0,33 л. Женщина за прилавком пользовалась счетами. Еще мы купили — из чистого интереса — несколько пачек сушеных анчоусов и вышли в благоухающий кофе вечер. В дверях мы разминулись с десантником. Парень был высоченный, что твой морской маяк. У него был черный берет и гигантские, жесткие погоны, выступающие далеко за края плеч. К нам он приглядывался с таким любопытством, как будто бы мы представляли собой новый, никому не известный человеческий вид.
Точно так же глядела на нас и контролерша в трамвае. Она съежилась на пластмассовом сидении — в синем халате, домашних шлепанцах и с подвешенным на шее роликом билетов — и украдкой поглядывала на нас. А мы наблюдали за ней.
И вновь мы были на львовском Рынке, только становилось уже темно. Мы кружили по разбитым улочкам, попивая «джин-тоник» попеременно с «Вигором», и в головах у нас гудело уже хорошенько.
Мы уже здорово пошатывались перед самым Армянским собором, когда к нам подошла баба с розовыми локонами, восславила Иисуса по-польски и спросила, а не ищем ли мы квартиру, потому что у нее как раз таковая имеется.
— У нас уже есть, — сказал Гавран, — спасибо.
— А у кого? — спросила та, прищурившись.
— У одного такого Юрия, — отвечал Гавран.
— А где? — не сдавалась тетка. — Юрий… Юрий… — вспоминала она.
— На Замарштынуве. На Цветочной. То есть, Квитовой. То есть, Квятовой. Ну… значит…
— Да вы что, пан! — развопилась баба, догадавшись уже, что за Юрий. — У того вора?!
— Э… э… много он не взял, — сообщил ей Гавран. — Но водки пить не захотел, — пожаловался он.
— Так он же и не поляк даже. Только притворяется! — размахивала тетка руками — Он неконцессионный, ненастоящий поляк, только польских туристов во искушение вводит!
— И чего тут сделаешь, — буркнул я. — Так уж случилось.
— Выезжайте! — решительно заявила баба. Выглядела она как типичная русская, золотые зубы, румяна на впавших щеках. Русская тетка, которую кто-то неудачно дублирует на польский. — Вам к настоящим полякам нужно идти жить! Поляки к полякам!
— Ну, следующим разом, — пообещал Гавран, — это уже на все сто. Поляки к полякам и так далее, а сейчас, пани, извините…
— У нас здесь имеется такое товарищество, — больно ткнула та меня розовым ногтем прямо в солнечное сплетение. — Товарищество Польских Владельцев Польских Квартир Для Сдачи Польским Туристам, Приезжающим На Польскую Землю, сокращенно, эСПэВуПэЭмПэВуДэПэТээНЭлЗэт [14] , вы повторите и запомните…
— Попокатепетль, — послушно повторил я.
— Ну да, и только мы являемся имеющей концессию польской организацией, держащей монополию найма жилищ поляками для поляков…
14
Stowarzyszenie Polskich Wla'sciceli Polskich Mieszka'n Pod Wynajem Dla Polskich Turyst'ow Przyjezdzajacych Na Lwowska Ziemie — eSPeWuPeeMPeWuDePeTePeeNeLZet