Придет вода
Шрифт:
Александр Зотов.
«Знамя Юности», Минск, май 1994 г.
из интервью: ТЮМЕНСКИЕ КОНСТРУКЦИИ
ИНСТРУКТОР НЕУМОЕВ РАЗМЫШЛЯЕТ И ВСПОМИНАЕТ
Неумоев: …И я так и исполнил. Первый раз эту вещь («Все Пройдет» — прим. составителя) на флэту у какого-то музыканта, я сейчас его, к сожалению, не помню, это очень известный новосибирский музыкант, такой психоделик, который и с Селивановым писал проекты.
С.: Это не Вадик Кузьмин, часом?
Н.: Нет, не помню…
С.: Может, Валера Рожков?
Н.: Нет, не помню, на точке в Академгородке… Да, наверное,
М.: Про Янку расскажи…
Н.: Про Янку? Гм, гм… Ну, что… А что, собственно, про Янку, ИМЕННО-ТО ЧТО?
М.: А что тебе в голову приходит. Вот я сказал: «Янка»… (Пауза. Ромыч судорожно пьет чай большими глотками.)
Н.: Я даже не знаю, что сказать… Я и про Селиванова ничего — только упомянул, и не стану говорить… И про Янку ничего не стану говорить, потому что о мертвых — либо хорошо, либо ничего…
М.: А по текстам? Вот ты что-то брал от нее? Ведь под влиянием Летова ты был, я не знаю, идеологическим или еще каким…
Н.: (Быстро.) Нет, ну как под влиянием… И он под моим влиянием был! Любая личность… энергообмен происходит, когда люди соприкасаются плотно и пытаются друг друга понять всерьез, то это нормально. Обмен всегда происходит, и часть качеств каких-то перетаскивается… Ну, и (чуть улыбается) часть каких-то янкиных не качеств, а, скажем, некоего такого… (произносит совершенно по-особенному) эмоционального такого состояния, может быть, тоже перешла…
М.: То есть более обостренного, так бы ты это состояние назвал? По сравнению со своим?
Н.: (Слегка мрачнеет.) У Янки? Ну конечно, как у всякой женщины, оно более обостренное. То, что мужчина может пережить умом, она обычно переживает сердцем (нервно усмехается)… Это, конечно, ФАКТ.
Интервью С. Гурьева (С.) и М. Тимофеева (М.)
«ЭНск», Новосибирск, № 2(38)/94 г.
ТАМ ШЛА БОРЬБА ЗА СМЕРТЬ…
«Поэты в миру после строк ставят знак кровоточил… «
Рок-н-ролл, недальновидно определяемый некоторыми критиками и искусствоведами лишь как музыкальный жанр, на самом деле является особой формой общественного сознания, присущей наиболее интеллектуальной и нравственной части молодежи. За время своего существования он стал, по сути, субкультурой, обладающей определенными характеристиками, сходными с различными религиозными и философскими установками. Рок-н-ролл влиял и продолжает влиять не только на систему ценностей молодежи, но и определяет ее поведение. От того, какие ценностные установки он предложит, будет зависеть ориентация данной молодежной культуры в будущем.
Определяющим музыкальным стилем рок-н-ролла в нашей стране с конца 80-х (и особенно с начала 90-х) годов является так называемый «сибирский панк», характеризующийся помимо всего прочего, своеобразной суицидальной эстетикой. Программой, эстетическим манифестом этого направления стал магнитоальбом Янки Дягилевой Домой!. Это призыв уйти туда, откуда пришел: в ничто, в прах. Потому как «нам остались только сбитые коленки», и выход из этой реальности, напоминающей «вертолет
Рассмотрим суть этого явления более подробно. Суицидальное поветрие среди молодежи, столь характерное для нашего времени, или, как еще в прошлом веке назвал это явление Ф. М. Достоевский, «суицидальная эпидемия» — вещь неоднозначная, требующая самого пристального внимания и изучения.
Мотивов добровольного ухода человека из жизни много: болезни, физическая ущербность, нужда… И примеров тому в криминальных сводках предостаточно. Нам же любопытнее всего те случаи, когда человек уходит из жизни без видимых к тому оснований и, судя по посмертным запискам, даже в веселом (а если быть еще точнее — ерническом) расположении духа. Ф. Достоевский причину таких счетов с жизнью видел в неверии человека, особенно молодого, в бессмертие собственной души. Как ни странно, именно это неверие, а стало быть, уяснение нелепости и случайности окружающей реальности, приводит к отрыву от жизни, разрыву всех связей (с природой, делом, другими людьми), т. е. разрушению ранее присущего человеку менталитета. Бессмысленность жизни ставит субъекта перед дилеммой: либо примириться с ней, а исходя из ее конечности и бессмысленности — начать жить «животной», «скотской» жизнью, либо уйти из нее. И уход в данном случае представляется единственно возможным, здравым, естественным поступком.
Существует и пограничное суицидное состояние (условно назовем его «ожиданием конца»), порождающее ту эстетику, о которой речь шла выше. Суть его в любовании (впрочем, это не исключает настоящих искренних страданий от той же бессмысленности бытия) своим положением «смертника», «обреченного», «камикадзе». Как у Высоцкого: «Хоть немного еще постою на краю». Причем, возможность прервать собственную жизнь в любой момент ставит человека выше реальности, законов Природы, подымает до уровня Бога. Однако такое положение не вечно, ведь в «кодекс чести» «стоящего на краю» входит не только любование, но и поступок — т. е. собственно суицид.
Внешним проявлением пограничного состояния является абсолютное отрицание всей существующей системы человеческих ценностей. Кроме одной — ценности самого суицида. Состояние конкретизируется в виде саркастического отношения к упорядоченности общественной жизни, высшей степени индивидуализации субъекта, «смури», т. е. поиске в любых проявлениях окружающей реальности подтверждений своей суицидальной установке, особом типе лирического творчества, характеризующегося обостренностью восприятия экзистенции. (Далее один абзац утерян — прим. сост.)
Что может противостоять эстетике, философии суицида или саморазрушения (а рок-н-ролл это и есть, в принципе, «саморазрушение» — Б. Гребенщиков)?
Противостоять может только поиск и достижение гармонии. Другой вопрос — где ее найти? Одни считают — в Боге, другие — в «чистом искусстве» («игре в бисер» — Г. Гессе). Ясно одно: эти поиски — единственная альтернатива «непрерывному» (Е. Летов) суициду, кажущейся (или истинной?) бессмысленности собственного существования.
Валерий Отставных.