Приди и виждь
Шрифт:
– За это я и взял тебя управляющим!
– согласился Марцелл.
– Как и за то, что мне рекомендовали тебя, как самого исполнительного человека в этом городе. А теперь о главном. Пошли в комнату!
Крисп услышал скрип половиц… грохот упавшего медного таза...
– Я ничего не вижу, Марцелл!
– воскликнул Скавр.
– Ну, так сходи за фонарем!
– посоветовал отец.
– А я пока постою здесь...
Одни шаги - чужие, неповоротливые, начали удаляться, другие - легкие, родные, приблизились так, что Криспу стало нечем дышать...
4
…Крисп
... Марцелл сделал несколько шагов и остановился у разделявшего его с сыном поставленного на бок родительского ложа. Судя по легкому позвякиванию золотого перстня по дереву и сдавленным стонам, Крисп понял, что он, плача, гладит его.
Дыхание отца становилось все тяжелее, громче, и он, наконец, дал волю своим чувствам, чего не мог позволить себе на людях. Так река прорывает плотину... туча, нависшая над городом, рождает грозу...
Первый раз в жизни Крисп слышал, как плачет отец. Он уже не гладил - колотил кулаками мебель, и захлебываясь рыданиями, повторял:
– Как ты могла? Как ты могла?.. Но ты не виновата! Это - все он... Он!! Ты попалась в его сети! Я долго терпел... Но теперь у меня, наконец, появилась возможность отомстить! И я - отомщу!..
Крисп слушал и тоже беззвучно плакал. Сердце его разрывалось. Отец проклинал то, что было ему дороже всего на свете, даже самой жизни! Он вдруг вспомнил, как мама впервые привела его к отцу Нектарию, как тот крестил его, рассказав о Христе... Когда отец бывал в отъездах, они по воскресеньям ходили на службу, а если был дома, мама умоляла его не выдать их... Несколько раз имя Господне уже готово было сорваться с его уст, но мама бдительно зажимала ему рот или успевала предупредить знаком. Потом она заверяла, что отец обязательно, по их молитвам, сам придет ко Христу, а пока нужно терпеть и молчать, чтобы по неведению, преждевременным гневом он не погубил всего. Однако время шло, не стало мамы, а отец по-прежнему не признавал Христа...
Но не может ведь так продолжаться вечно! Что, если с отцом что-то случится, и он так и умрет язычником, навеки погубив свою душу?..
«Господи!
– взмолился Крисп.
– Ведь он же хороший, добрый, помоги ему!»
Он уже готов был выскочить из угла, подбежать к отцу и успокоить его, сказав всю правду о Христе, отце Нектарии, маме, за которую нужно теперь только радоваться!..
Но в этот момент за дверью снова раздались грубые солдатские шаги. А после этого он услышал то, что заставило его позабыть о своем намерении.
Сначала на потолке, словно зарницы - предвестницы молний - заиграли сполохи от внесенного управляющим фонаря. Потом отец уже уверенным, только чуть тише обычного, голосом сказал:
– То, что ты услышишь сейчас, не должен знать больше никто. Это - государственная тайна, за разглашение которой одно наказание...
– Смерть?
– Да! Но я вынужден открыть ее тебе, чтобы ты смог в точности выполнить мое указание. Здесь...
– Крисп услышал, как отец похлопал ладонью по своей кожаной дорожной сумке, -
– В первую очередь, христиан, которые не станут поклоняться никому, кроме их Бога?
– Именно!
Крисп весь обратился в слух, боясь упустить хотя бы одно слово.
– Так вот, - повысил голос отец.
– Ты должен сделать все, чтобы мой заклятый враг... этот Нектарий, не избежал пыток - самых страшных пыток, Скавр, и казни! Запомни: где бы он ни был, куда бы ни ускользнул, твоя задача - найти и выдать его властям!
– Будь спокоен, Марцелл! Скажи только, когда состоится жертвоприношение?
– деловито осведомился управляющий.
– Не могу. Этот день известен лишь императору и самым близким из его окружения.
– С одной стороны, это не удобно для меня, а с другой хорошо - Нектарий ведь тоже не знает его!
– вслух рассудил управляющий.
– А какие будут указания по хозяйству?
– Никаких!
– отрезал Марцелл.
– Меня сейчас волнует только Нектарий и мой сын, которого, кстати, я забираю с собой!
– Криспа? Ты не доверяешь мне?!
– Что ты, Скавр! Разве тогда я открыл бы тебе государственную тайну?
– Но зачем ты увозишь сына?
– А это уже моя личная тайна... Я подозреваю, что он - тоже христианин!
Услышав это, мальчик вздрогнул, как от удара. Но нет, он не ослышался: отец продолжал:
– После смерти жены он стал для меня самым дорогим, что только есть в жизни, дороже самой жизни! И я боюсь, что он последует примеру Аврелии. Ведь он упрям и доверчив, как мать! Я решил взять его, с одной стороны, чтобы спасти от смерти, а, с другой, надеясь образумить и напугать видом пыток на обратном пути! А теперь идем. Пришли-ка его ко мне, чтобы я велел ему собираться в дорогу!
5
– Со мною ведь тоже будет Божья благодать, правда? – прошептал Крисп.
Блики уже не зарницами - грозными молниями - заметались по потолку вслед за отцом и Скавром, и удалялись, вновь уступая место тьме.
«Как же теперь быть?.. Что делать?»
Крисп с трудом дождался, когда стихнут шаги, и вскочил на ноги.
«Надо скорее предупредить отца Нектария, всех наших!»
Больно ударяясь о мебель, налетев на бронзовый таз, он выскочил из дома и, забыв про осторожность, не оглядываясь на рабов, на зовущего его управляющего, толкнул калитку и помчался по улице к тайному месту, где собирались по воскресным дням христиане.
«За что они нас так?
– задыхаясь, не мог понять он.
– Ведь мы же никому не делаем зла!..»
Вот, наконец, и нужный дом. Он ничем не отличался от других домов. Кроме едва заметного изображения виноградной лозы с гроздью на воротах.